Основные элементы языковой картины мира. Языковая картина мира

В современном понимании картина мира - это своего рода портрет мироздания, это некая копия Вселенной, которая предполагает описание того, как устроен мир, какими законами он управляется, что лежит в его основе и как он развивается, как выглядят пространство и время, как взаимодействуют между собой различные объекты, какое место занимает человек в этом мире и т.п. Наиболее полное представление о мире дает его научная картина, которая опирается на важнейшие научные достижения и упорядочивает наши знания о различных свойствах и закономерностях бытия. Можно сказать, что это своеобразная форма систематизации знаний, это целостная и одновременно сложная структура, в которую может быть включена как общенаучная картина мира, так и картины мира отдельных частных наук, которые в свою очередь могут опираться на целый ряд различных концепций, причем концепций, постоянно обновляющихся и видоизменяющихся.

Выделяются три направления в изучении и картины мира:

  • · Философское (от Гегеля до наших дней);
  • · Психологическое или психолингвистическое (Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев и др.);
  • · Лингвистическое (Ю.Н. Караулов, Ю.С. Степанов и др.).

Понятие картины мира стало центральным в ряде наук таких, как культурология, этнография, психология, лингвистика. Представление о картине мира как некотором суммарном знании традиционно. Само понятие картина мира не всегда трактуется однозначно, так как к нему обращаются философы, психологи, нейрофизиологи, психолингвисты. [Зотова М.Е. 2013: 8].

Само понятие языковая картина мира (но не термин, его именующий) восходит к идеям Вильгельма фон Гумбольдта, выдающегося немецкого филолога, философа и государственного деятеля. Рассматривая соотношение языка и мышления, Гумбольдт пришел к выводу, что мышление не просто зависит от языка вообще, а до определенной степени оно зависит от каждого конкретного языка. Ему, конечно же, были хорошо известны попытки создания универсальных знаковых систем, подобных тем, которыми располагает, например, математика. Гумбольдт не отрицает того, что некоторое число слов различных языков можно «привести к общему знаменателю», но в подавляющем большинстве случаев это невозможно: индивидуальность разных языков проявляется во всем - от алфавита до представлений о мире; огромное число понятий и грамматических особенностей одного языка зачастую не может быть сохранено при переводе на другой язык без их преобразования.

Познание и язык взаимоопределяют друг друга, и более того: по мнению Гумбольдта, языки являются не просто средством изображения уже познанной истины, а орудием открытия еще непознанного, и вообще язык - это «орган, формирующий мысль», он не просто средство общения, а еще и выражение духа и мировидения говорящего. Через многообразие языков для нас открывается богатство мира и многообразие того, что мы познаем в нем, поскольку разные языки дают нам разные способы мышления и восприятия окружающей нас действительности. Знаменитая метафора, предложенная в этой связи Гумбольдтом, - это метафора кругов: по его мнению, каждый язык описывает вокруг нации, которую он обслуживает, круг, выйти за пределы которого человек может лишь постольку, поскольку он тут же вступает в круг другого языка. Изучение чужого языка является поэтому приобретением новой точки зрения в уже сложившемся у данного индивида мировосприятии.

И всё это возможно потому, что язык человека представляет собой особый мир, который расположен между существующим независимо от нас внешним миром и тем внутренним миром, который заключен внутри нас. Этот тезис Гумбольдта, прозвучавший в 1806 г., через сто с небольшим лет превратится в важнейший неогумбольдтианский постулат о языке как промежуточном мире (Zwischenwelt).

Заслуга Л. Вайсгербера заключается в том, что он ввел в научную терминологическую систему понятие «языковая картина мира». Это понятие определило своеобразие его лингвофилософской концепции наряду с «промежуточным миром» и «энергией» языка.

Основными характеристиками языковой картины мира, которыми её наделяет Л. Вайсгербер, являются следующие:

· языковая картина мира - это система всех возможных содержаний: духовных, определяющих своеобразие культуры и менталитета данной языковой общности, и языковых, обусловливающих существование и функционирование самого языка;

язык культура лингвоспецифичный

  • · языковая картина мира, с одной стороны, есть следствие исторического развития этноса и языка, а, с другой стороны, является причиной своеобразного пути их дальнейшего развития;
  • · языковая картина мира как единый «живой организм» чётко структурирована и в языковом выражении является многоуровневой. Она определяет особый набор звуков и звуковых сочетаний, особенности строения артикуляционного аппарата носителей языка, просодические характеристики речи, словарный состав, словообразовательные возможности языка и синтаксис словосочетаний и предложений, а также свой паремиологический багаж. Другими словами, языковая картина мира обусловливает суммарное коммуникативное поведение, понимание внешнего мира природы и внутреннего мира человека и языковую систему;
  • · языковая картина мира изменчива во времени и, как любой «живой организм», подвержена развитию, то есть в вертикальном (диахроническом) смысле она в каждый последующий этап развития отчасти нетождественна сама себе;
  • · языковая картина мира создает однородность языковой сущности, способствуя закреплению языкового, а значит и культурного её своеобразия в видении мира и его обозначения средствами языка;
  • · языковая картина мира существует в однородном своеобразном самосознании языковой общности и передается последующим поколениям через особое мировоззрение, правила поведения, образ жизни, запёчатлённые средствами языка;
  • · картина мира какого-либо языка и есть та преобразующая сила языка, которая формирует представление об окружающем мире через язык как «промежуточный мир» у носителей этого языка;
  • · языковая картина мира конкретной языковой общности и есть её общекультурное достояние

Итак, понятие языковой картины мира включает две связанные между собой, но различные идеи:

  • · что картина мира, предлагаемая языком, отличается от «научной» (в этом смысле употребляется также термин «наивная картина мира»).
  • · что каждый язык «рисует» свою картину, изображающую действительность несколько иначе, чем это делают другие языки.

Научная картина мира существенно отличается от религиозных концепций мироздания: в основе научной картины лежит эксперимент, благодаря которому можно подтвердить или опровергнуть достоверность тех или иных суждений; а в основе религиозной картины лежит вера (в священные тексты, в слова пророков и т.п.).

Наивная картина мира отражает материальный и духовный опыт какого-либо народа, говорящего на том или ином языке, она может довольно существенно отличаться от научной картины, которая никоим образом не зависит от языка и может быть общей для разных народов. Наивная картина формируется под влиянием культурных ценностей и традиций той или иной нации, актуальных в определенную историческую эпоху и находит свое отражение, прежде всего, в языке - в его словах и формах. Используя в речи слова, несущие в своих значениях те или иные смыслы, носитель определенного языка, не осознавая, принимает и разделяет определенный взгляд на мир.

Реконструкция языковой картины мира составляет одну из важнейших задач современной лингвистической семантики. Исследование языковой картины мира ведется в двух направлениях, в соответствии с названными двумя составляющими этого понятия. С одной стороны, на основании системного семантического анализа лексики определенного языка производится реконструкция цельной системы представлений, отраженной в данном языке, безотносительно к тому, является она специфичной для данного языка или универсальной, отражающей «наивный» взгляд на мир в противоположность «научному». С другой стороны, исследуются отдельные характерные для данного языка, то есть лингвоспецифичные концепты, обладающие двумя свойствами: во-первых, они являются «ключевыми» для данной культуры, так как дают «ключ» к ее пониманию, и во-вторых, одновременно соответствующие слова плохо переводятся на другие языки: переводной эквивалент либо вообще отсутствует, например, для русских слов авось, удаль, неприкаянный, совестно; либо такой эквивалент в принципе имеется, но он не содержит именно тех компонентов значения, которые являются для данного слова специфичными, например, русские слова душа, судьба, жалость, собираться, добираться, как бы. В последние годы в семантике развивается направление, интегрирующее оба подхода; его целью является воссоздание русской языковой картины мира на основании комплексного (лингвистического, культурологического, семиотического) анализа лингвоспецифических концептов русского языка в межкультурной перспективе.

Каждая лингвокультура имеет свою собственную языковую картину мира, в соответствии с которой носитель языка организует содержание высказывания. Именно так проявляется специфическое человеческое восприятие мира, зафиксированное в языке.

Язык является важнейшим способом формирования знаний человека о мире. Отображая в процессе деятельности объективный мир, человек фиксирует результаты познания в словах. Совокупность этих знаний, запечатленных в языковой форме, представляет собой то, что в различных концепциях называется «языковой промежуточный мир», или «языковая репрезентация мира», или «языковая модель мира», или «языковая картина мира». Именно в силу большей распространенности мы предпочитаем последний термин. (Апресян 1995: 6).

Исторически представление о языковой картине мира восходит к идеям Вильгельма фон Гумбольдта и неогумбольдтианцев о внутренней форме языка, а также к гипотезе лингвистической относительности, или лингвистического детерминизма Эдварда Сепира и Бенджамина Уорфа, основными положениями которой являются следующие: язык обусловливает тип мышления его носителей, способ познания окружающего мира зависит от языка, на котором осуществляется мышление.

В. фон Гумбольдт был одним из первых лингвистов, кто обратил внимание на национальное содержание языка и мышления. Он отмечал, что «различные языки являются для нации органами их оригинального мышления и восприятия» (В. фон Гумбольдт 1985: 324). В. фон Гумбольдт рассматривает язык как «промежуточный мир» между мышлением и действительностью, отмечая при этом, что язык фиксирует особое национальное мировоззрение. Ученый акцентирует разницу между понятиями «промежуточный мир» (нем. Zwischenwelt) и «картина мира» (нем. Weltbild). «Промежуточный мир» по Гумбольдту – это статичный продукт языковой деятельности, определяющий восприятие действительности человеком. Его единицей является «духовный объект» – понятие. Картина мира – это подвижная, динамичная сущность, она постоянно меняется, так как образуется из языковых вмешательств в действительность. Единицей ее является речевой акт (В. фон Гумбольдт 1984: 48). Таким образом, в формировании обоих понятий огромная роль принадлежит языку: «Язык – орган, образующий мысль, следовательно, в становлении человеческой личности, в образовании у нее системы понятий, в присвоении ей накопленного поколениями опыта языку принадлежит ведущая роль» (В. фон Гумбольдт 1985: 78).

Сам термин «языковая картина мира» (нем. sprachliches Weltbild или Weltbild der Sprache) был введен в науку немецким языковедом Лео Вайсгербером. Данный специалист, считающийся виднейшим представителем и главой неогумбольдтианского направления в языкознании, подчеркивал активную роль языка по отношению к мышлению и практической деятельности человека и отмечал, что «язык есть не продукт деятельности (Ergon), а деятельность (Energeia)» (Гумбольдт 1984:70). Развивая данное положение, Л. Вайсгербер ввел так называемый «энергейтический» подход к изучению языка, что предполагает обнаружение в языке той силы, благодаря которой он активно воздействует как на познавательную, так и на практическую деятельность его носителей. Подобный подход к изучению языка предполагает исследование языкового воздействия. В современной терминологии он может быть истолкован как подход, направленный на изучение когнитивной и прагматической функций языка. Л. Вайсгербер выводил эти функции не столько из языковой картины мира в целом, сколько из одной ее стороны – идиоэтнической (т.е. некая реально существующая знаковая система, используемая в некотором социуме, в некоторое время и в некотором пространстве, представляющая собой конкретную реализацию свойств языка вообще). Однако язык закрепляет в своей содержательной стороне не только ту или иную точку зрения на мир, но и сам мир в целом. Иными словами, картина мира, заключенная в том или ином языке, представляет собой синтез универсальных знаний о мире с идиоэтническими. Источником первых является объективная действительность, источником вторых – национальная точка зрения на нее. «Энергейтический» подход к изучению языковой картины мира Л. Вайсгербер интерпретировал с помощью категории «Worten der Welt», что в буквальном переводе означает «ословливание мира». Ословливание (иными словами, вербализация) мира предполагает членение действительности на те или иные фрагменты посредством слов. Языки же отличаются не только по числу входящих в них слов, но и по их внутренней форме. А это, в свою очередь, означает, что между различными языками отсутствует не только количественная симметрия, предполагающая, что все языки членят мир на абсолютно одинаковые отрезки, но и качественная (Кузнецов 2005: 11-12).

Лео Вайсгербер также пытался решить проблему соотношения научной и языковой картин мира. Здесь он пошёл по пути немецкого философа и культуролога Эрнста Кассирера, полагавшего, что дело учёного, кроме всего прочего, состоит в освобождении от уз языка, с помощью которого он осмысливает объект своего исследования, чтобы выйти на него как таковой. Э. Кассирер писал: «…философское познание вынуждено прежде всего от уз языка и мифа, оно должно оттолкнуть этих свидетелей человеческого несовершенства, прежде, чем оно сможет воспарить в чистый эфир мысли». (Кассерер). Кассирер признавал власть языка над научным сознанием. Однако признавал он ее лишь на начальном этапе работы ученого, деятельность которого была направлена на исследование того или иного предмета. Так, он писал «…отправной точкой всякого теоретического познания является уже сформированный языком мир: и естествоиспытатель, и историк, и даже философ видит предметы поначалу так, как им их преподносит язык». Здесь необходимо обратить внимание на слово «поначалу», а также указать на то, что всякий ученый должен стремиться к преодолению власти над его исследовательским сознанием. Своими словами о том, что «научное познание, взращенное на языковых понятиях, не может не стремиться покинуть их, поскольку оно выдвигает требование необходимости и универсальности, которому языки как носители определенных разнообразных мировидений, соответствовать не могут и не должны» (Кассерер), Кассирер пояснял мысль о неприемлемости в науке многих представлений о мире, закрепленных в языке.

Относительно вопроса о соотношении науки и языка и решения этого вопроса у Вайсгербера в процессе исследовательского опыта сформировалось собственное мнение. Он пытался показать, что разница между наукой и языком не столь велика, как изначально может показаться неискушенному человеку. А для того, чтобы облегчить понимание вопроса о взаимовлиянии языка и науки, ему необходимо было их сблизить.Он пытался развеять «предубеждение» о том, что наука свободна от идиоэтнизма и что в ней господствует универсалогизм. Вайсгербер писал о научном познании: «Универсально оно в том смысле, что оно независимо от пространственных и временных случайностей и что его результаты в том смысле адекватны структуре человеческого духа, что все люди вынуждены признать определенный ход научного размышления… Такова цель, к которой наука стремится, но которая нигде не достигнута». (Вайсгербер). По мнению ученого, существует нечто, что не позволяет науке быть универсальной. «Связь науки с предпосылками и сообществами, - писал Вайсгербер, - не имеющими общечеловеческого масштаба». Именно эта связь и «влечет за собой соответствующие ограничения истинности».

Из рассуждений Вайсбергера мы можем сделать вывод, что если бы люди были свободны от своих этнических и индивидуальных особенностей, то они смогли бы познать истину, но так как они лишены этой возможности, то и полной универсальности достичь они никогда не смогут. Можно было бы сделать вывод о том, что люди (а в особенности, ученые) должны стремиться к освобождению от субъективизма, диктуемого их индивидуальностью. Однако, с точки зрения Вайсгербера, попытки не только ученых, но и всех людей освободиться от власти своего родного языка всегда обречены на провал. Именно в этом и состоял главный постулат его философии языка. Таким образом, ученый не признавал невербальный путь познания. И если уж наука не в состоянии освободиться от влияния языка, то необходимо сделать его союзником науки. Из этих предпосылок и следовало его решение вопроса о соотношении науки о языке.

Вайсгербер вслед за Гумбольдтом понимал язык как «промежуточный мир» (нем.Zwischenwelt) между человеком и окружающим его миром. Каждый человек, в том числе и ученый, навсегда обречен видеть окружающий его мир сквозь призму родного языка. Ученый в своей деятельности вынужден исследовать предмет в том направлении, которое ему подсказывает и предсказывает родной язык. Тем не менее, Вайсгербер допускал относительную свободу человеческого сознания от языковой картины мира, но в ее же рамках. Иными словами, от языковой картины мира, которая имеется в сознании, освободиться в принципе никто не может, однако в рамках самой этой языковой картины мы можем позволять себе некоторые движения, «вольности», которые делают нас индивидуальностями. Однако своеобразие личности ограничено национальной спецификой его языковой картины мира. Вот почему русский будет видеть мир из своего языкового окна, китаец – из своего, немец – из своего и т.д. Именно поэтому Вайсгербер, исходя из своих предположений, мог сказать, что люди, говорящие на разных языках, живут вовсе не в одном мире, на который лишь навешаны разные языковые ярлыки, а в разных мирах.

Современные ученые, признавая высокий авторитет Лео Вайсгербера как исследователя, разработавшего весьма глубокую и тонкую концепцию языковой картины мира, тем не менее, не могут принять идею ее автора о том, что власть родного языка над человеческим сознанием абсолютно непреодолима. Они не отрицают влияние языковой картины мира на мышление человека, но, вместе с тем, указывают на возможность неязыкового (невербального) пути познания, при котором сам объект задаёт то или иное направление мысли. Таким образом, языковая картина мира в конечном итоге влияет на восприятие окружающего мира, на мировоззрение, но формирует эту языковую картину мира, с одной стороны, сам мир, а с другой стороны, независимая от языка концептуальная точка зрения на него.

Гипотеза Сепира-Уорфа, о которой было сказано выше, близка к вайсгерберианству, но все же основным источником его концепции были труды В. фон Гумбольдта о внутренней форме языка. Первым шагом к гипотезе лингвистической относительности стало указание на идиоэтническую специфику того или иного языка в области вербализации, т.е. в области, где разные языки по-разному ословливают мир в зависимости от национальной точки зрения на него. Вторым шагом к гипотезе стало утверждение, что любой язык направляет мышление его носителей по руслу, которое предопределяется мировидением, заключенным в языке народа-носителя.Этот шаг был сделан Э. Сепиром в работах 20 гг. В статье «Статус лингвистики как науки» он дал первую формулировку гипотезы лингвистической относительности: «Мы видим, слышим и вообще воспринимаем мир именно так, а не иначе, главным образом благодаря тому, что наш выбор при его интерпретации предопределяется языковыми привычками нашего общества» (3;261).

Бенджамин Ли Уорф дал гипотезе лингвистической относительности вторую формулировку. По его утверждению, «мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком»(4;174). В более пространном виде она звучит так: «Мы расчленяем мир, организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе, в основном потому, что мы – участники соглашения, предписывающего подобную систематизацию. Это соглашение имеет силу для определенного речевого коллектива и закреплено в системе моделей нашего языка» (3;175).

Как известно из истории лингвистической науки, в авторов данной гипотезы было направлено много критики, что естественно, так как сложно согласиться с их утверждением о том, что нам очень сложно освободиться от тирании нашего собственного языка. Тем не менее, по нашему мнению, в гипотезе лингвистической относительности есть доля рациональности, ведь язык на самом деле оказывает влияние на познавательную деятельность его носителей. Особенно ярко и заметно мы можем наблюдать это влияние в детстве. Так, например, ребенок-эскимос будет обращать внимание на разные виды снега вследствие того, что его заставляет это делать его родной язык, поскольку в нём имеются специальные лексемы для обозначения всех видов снега. А во многих других языках, как известно, подобные лексемы отсутствуют.

Ошибочность взглядов авторов гипотезы лингвистической относительности состояла не в том, что они утверждали руководящую роль языка при познании окружающего мира, а в том, что эту роль они преувеличивали. Выражались данные взгляды в том, что авторы гипотезы превратили язык в некий котёл, указывая на то, что интеллектуальная пища может «перевариваться» только в этом котле, а не за его пределами. Иными словами, познавательная деятельность человека может осуществляться и без помощи языка – в абстракции от языковых форм, при помощи которых предмет познания, наблюдения может быть в дальнейшем описан. Так, например, европейские дети могут узнать о разных видах снега из непосредственных наблюдений за ними, т.е. подобные знания возникают вне пределов языкового котла. Поэтому мы можем утверждать, что наряду с вербальным существует и невербальный путь познания, а это, в свою очередь, говорит о том, что власть языка над познавательной деятельностью человека не является тиранической.

Таким образом, выдвинутая более 60 лет назад, гипотеза лингвистической относительности до сих пор сохраняет статус гипотезы. Сторонники её часто утверждают, что она не нуждается ни в каких доказательствах, так как зафиксированное в ней утверждение является очевидным фактом. Противники гипотезы склонны полагать, что она не может быть ни доказана, ни опровергнута.

В последние годы языковая картина мира стала одной из наиболее актуальных тем отечественного языкознания. Современные представления о языковой картине мира характеризуются наличием большого количества дефиниций рассматриваемого термина. Практически каждый исследователь, касающийся этой проблемы, предлагает свое определение. Например: «Языковая картина мира – это отражение способа моделирования и структурирования действительности, характерного для конкретной лингвокультурной общности» (Моисеева 1998: 2); «Упрощенное и сокращенное отображение всей суммы представлений о мире внутри данной традиции» (Мифы народов мира 1982). В.Б. Касевич предлагает такую трактовку понятия языковой картины мира: «знания, закодированные оппозициями словаря и грамматики, это языковые знания, а их совокупность – языковая картина мира» (1996: 179). Для Ю.Н. Караулова языковая картина мира – это «отраженное в языке и выраженное с помощью языка упорядоченное представление об устройстве окружающей реальности» (Караулов 2009: 161). Иначе говоря, языковая картина мира – система, фиксирующая результаты работы сознания, но не самостоятельное пространство, так как «язык не может создавать отдельного от человеческого сознания мира, он сам по себе уже выражает человеческий мир как форму отражения объективного мира» (Колшанский 2005: 37). По мнению В. Н. Телии, языковая картина мира – это «неизбежный для мыслительно-языковой деятельности продукт сознания, который возникает в результате взаимодействия мышления, действительности и языка как средства выражения мыслей о мире в актах коммуникации» (Телия 1988: 189).

В данной выпускной квалификационной работе мы считаем целесообразным уделить особое внимание определению, предложенному Е.С. Яковлевой, которая предлагает под языковой картиной мира понимать «зафиксированную в языке и специфическую для данного языкового коллектива схему восприятия действительности. Таким образом, языковая картина мира – это своего рода мировидение через призму языка» (Яковлева 1996: 47). Эта дефиниция, по нашему мнению, отличается лаконичностью формы и емкостью содержания. В связи с интересующими нас проблемами следует отметить, что в паремиях национального языка как раз фиксируется схема восприятия действительности, специфическая для народа-носителя этого языка, его мировидение. При этом именно паремиологическая часть языковой картины мира (в отличие от языковой картины мира, запечатленной в лексике национального языка) «отличается большей консервативностью, «схематичностью», что позволяет передавать культурную информацию от поколения к поколению и обеспечивает преемственность и стабильность национальных представлений» (Алёшин 2012: 37).

Современное состояние проблемы изучения языковых картин мира озвучил в своих работах российский лингвист, академик РАН, профессор, доктор филологических наук Юрий Дереникович Апресян. Он отмечает, что каждый естественный язык отражает собственный способ восприятия и организации окружающего мира. Единая система взглядов, образованная из значений естественного языка, является обязательной для всех носителей этого языка и носит название языковой картины мира. Зачастую она отличается от «научной» картины мира, и в этом плане является «наивной», однако отраженные в ней наивные представления отнюдь не примитивны: зачастую они не менее интересны и сложны, нежели представления и понятия научной картины мира.

Академик Ю.Д. Апресян отмечает, что исследование языковой картины мира в настоящее время ведется в двух направлениях. Во-первых, исследуются отдельные характерные для данного языка концепты. Это, прежде всего, «стереотипы» языкового и более широкого культурного сознания (ср. типично русские концепты душа, тоска, судьба, задушевность, удаль, воля (вольная), поле (чистое), даль, авось). С другой стороны, это специфические коннотации неспецифических концептов, например, многократно описанная символика цветообозначений в разных культурах. Во-вторых, ведется поиск и реконструкция присущего языку цельного, хотя и «наивного», донаучного взгляда на мир. Акцент ставится именно на цельной языковой картине мира (Апресян 1995). На данном этапе развития лингвистической науки ученых интересует именно этот подход. В связи с этим Ю.Д.Апресян выдели следующие его положения:

1. Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации (концептуализации) мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка. Когда-то грамматические значения противопоставлялись лексическим как подлежащие обязательному выражению, независимо от того, важны они для существа конкретного сообщения или нет. В последние десятилетия было обнаружено, что многие элементы лексических значений тоже выражаются в обязательном порядке .

2. Свойственный языку способ отражения взгляда на мир отчасти универсален, отчасти национально специфичен, поэтому носители разных языков могут видеть мир немного по-разному, через призму своих языков .

3. С другой стороны, тот или иной способ концептуализации действительности «наивен» в том смысле, что во многих существенных деталях отличается он от научной картины мира. При этом, как уже было сказано выше, наивные представления отнюдь не примитивны, а, напротив, сложны и интересны. Например, наивные представления о внутреннем мире человека отражают опыт интроспекции десятков поколений на протяжении многих тысячелетий и способны служить надёжным проводником в этот мир.

4. В наивной картине мира можно выделить наивную геометрию, наивную физику пространства и времени, наивную этику, наивную психологию и т. п. Так, из анализа пар слов типа хвалить и льстить , хвалить и хвалиться , обещать и сулить , смотреть и подсматривать , слушать и подслушивать , смеяться (над кем-л.) и глумиться , свидетель и соглядатай, любознательность и любопытство, распоряжаться и помыкать, предупредительный и подобострастный , гордиться и кичиться, критиковать и чернить , добиваться и домогаться , показывать (свою храбрость) и рисоваться (своей храбростью) , жаловаться и ябедничать и др. можно извлечь представление об основополагающих заповедях русской наивно-языковой этики. Некоторые из них: «нехорошо преследовать узкокорыстные цели» (домогаться, льстить, сулить); «нехорошо вторгаться в частную жизнь других людей» (подсматривать, подслушивать, соглядатай, любопытство); «нехорошо унижать достоинство других людей» (помыкать, глумиться); «нехорошо забывать о своих чести и достоинстве» (пресмыкаться, подобострастный); «нехорошо преувеличивать свои достоинства и чужие недостатки» (хвастаться, рисоваться, кичиться, чернить); «нехорошо рассказывать третьим лицам о том, что нам не нравится в поведении и поступках наших ближних» (ябедничать) и т. п. Очевидно, что все эти заповеди являются не более чем прописными истинами, но любопытно, что закреплены они в значениях слов . Здесь проявляется сверхзадача системной лексикографии, которая отражает воплощенную в данном языке наивную картину мира, занимаясь реконструкцией и лексикографическим описанием её фрагментов.

Таким образом, понятие языковой картины включает в себя идеи о том, что, во-первых, картина мира, предлагаемая языком, отличается от «научной» (в этой связи также можно употреблять термин «наивная картина мира»), и во-вторых, каждый отдельный язык рисует свою картину мира, которая изображает действительность иным образом. Одной из важнейших задач лингвистической семантики является реконструкция языковой картины мира. В соответствии с двумя названными составляющими этого понятия, в двух направлениях ведётся исследование языковой картины мира. С одной стороны, производится реконструкция цельной системы представлений о мире, заложенной в данном языке, независимо от того, является ли она для этого языка специфичной или универсальной. Производится реконструкция на основании системного семантического анализа лексики того или иного языка. С другой стороны, ведутся исследования в области характерных (лингвоспецифичных) для данного языка концептов, обладающих двумя свойствами: для данной культуры они являются «ключевыми» (т.е. дают «ключ» к её пониманию), но в то же время соответствующие слова проблематично переводятся на другие языки: переводной эквивалент либо вообще отсутствует, либо он в принципе имеется, но не содержит в себе конкретно тех компонентов значения, которые являются для данного слова специфичными. В отечественной семантике развивается направление, интегрирующее оба подхода. Целью подобного направления является воссоздание русской языковой картины мира на основании комплексного (лингвистического, культурологического, семиотического) анализа концептов русского языка, обладающих лингвоспецификой. Это отражено в работах Н.Д.Арутюновой, Ю.Д.Апресяна, Е.С.Яковлевой, А.Вежбицкой, А.А.Зализняк, И.Б.Левонтиной, Е.В.Рахилиной, Е.В.Урысон, А.Д.Шмелева и др.

Можно выделить три основные составляющие языковой картины мира (ЯКМ): лексическую картину мира, фразеологическую картину мира, пословичную картину мира, которая и является объектом нашего исследования (Иванова 2011: 273).

Как справедливо указывает Е.В. Иванова, к исследованию языковой картины мира можно подходить с различных позиций:

1. Можно ставить задачу описания фрагментов концептуализации мира, закрепленной в семантике языковых знаков, обращая при этом внимание как на национальную специфичность, так и на общие для многих народов характеристики восприятия мира.

2. Можно исследовать характерные в первую очередь для данного языкового социума концепты - ключевые концепты (Иванова 2011: 277).

В своем исследовании мы будем придерживаться первого подхода, т.к. ставим задачу описать фрагмент концептуализации мира, закрепленной в паремиях, обращая при этом внимание как на универсальные черты паремий русского и китайского языков, так и на национальную специфичность русских единиц относительно китайских аналогов.

Анализ широчайшего разнообразия языковых картин мира имеет огромное значение, особенно в современных условиях информатизации и глобализации, когда происходит стирание границ между странами, регионами, а современные информационные технологии достигли невиданных до сегодняшнего момента вершин. Изучение проблемы языковых картин мира приобретает особую актуальность в контексте диалога культур. Не только пословица или поговорка, но и отдельное слово аккумулирует в себе весь опыт и знания, полученные на протяжении развития человечества, а значит, отражает определенный фрагмент языковой картины мира. Когда мы говорим о культуре речи, мы также должны иметь в виду, что она не должна пониматься исключительно как соблюдение различных норм языка, но и как способность правильного подбора средств для выражения своих мыслей и правильной декодировки речи собеседника. Изучение языковой картины мира позволяет адекватно понять собеседника, корректно перевести и интерпретировать его речь, а это, как известно, немаловажно для решения задач перевода и общения.

Изучение языковой картины мира важно не только для лингвистики, но и для философии, психологии, социологии, этики, этнографии, культурологии, истории и других наук. Результаты познаний позволят глубже изучить человека, понять принципы и основы его деятельности, до того еще неизвестные, помогут открыть дорогу к еще неизведанным горизонтам человеческого сознания и бытия.

Языковая картина мира - это не зеркальное отражение мира, а всегда есть некоторая его интерпретация. Современные исследователи признают этот факт, утверждая, что язык отображает мир опосредованно, а не зеркально. Собственно говоря, существует столько языковых картин мира, сколько имеется языковых миров, на которые смотрит наблюдатель. В нашей выпускной квалификационной работе мы еще будем рассматривать паремиологическую картину мира, а пока перейдем к уточнению и разграничению понятий «менталитет» и «ментальность», так как в современной лингвистической традиции, где властвует антропоцентрическая парадигма, эти понятия встречаются очень часто.

В современной парадигме научного знания широко используется понятие «менталитет». Востребованность и актуальность этого термина можно объяснить многоаспектностью его содержательной стороны, позволяющей охарактеризовать духовность человека как синкретичный и многоуровневый феномен. И.Г. Дубов отмечал, что «понятие "менталитет" было введено в науку для интегральной характеристики людей, которые живут в условиях определенной национальной культуры, позволяющей описать своеобразие видения этими людьми мира вокруг них и объяснить специфику реагирования на него» . Осмысление феномена менталитета является комплексной проблемой, которая находится на стыке гуманитарных и социальных наук, таких, как история, философия, психология, этнолингвистика, социология, поэтому получила разработку в научных исследованиях различных разделов гуманитарного знания. Стоит отметить, что в настоящее время не существует конкретных, общепринятых методов описания и изучения менталитета. Такая «пластичность» дает исследователям новые возможности и преимущества.

Слово «mentаlité», связанное этимологически с позднелатинским многозначным корнем mens, одними из значений которого были «умственный», «образ мыслей», «склад ума», впервые употребил американский философ Р. Эммерсон в 1856 году , но активно его стали использовать после публикации работ французского психолога и этнографа Л. Леви-Брюля «Les fonctions mentаles dаns les sociétés inférieures» («Ментальные функции в низших обществах», 1910) и «Lа mentаlité рrimitive» («Первобытная ментальность, 1922) . Однако Р.А. Додонов утверждал, что уже всанскрите понятие mens присутствует, а также встречается в значении «духовный», «связанный с сознанием», «мыслительный» в Упанишадах .

Благодаря словообразовательным возможностям русского языка стало возможным появление двух новых понятий: «менталитет» и «ментальность». В некоторых работах эти термины употребляются как синонимы, взаимозаменяющие друг друга в рамках одной статьи или книги , но в большинстве работ отдается предпочтение лишь одному из этих понятий. Иногда предпринимаются попытки их разграничить, закрепив, например, за менталитетом значение «логические формы мировосприятия», а за ментальностью – «двуединство духовной сущности менталитета и разумной сущности духовности» или понятие «языковой менталитет» .

Энциклопедический словарь «Российская цивилизация: этнокультурные и духовные аспекты» дает следующее определение: «Менталитет – глубинный пласт общественного сознания, совокупность глубинных доминант и механизмов, психологических реакций и базовых представлений, характерных для разных общественных групп или этносов» . Менталитет как специфический уклад психологической жизни народа раскрывается через систему взглядов, оценок, норм и умонастроений, основывающихся на имеющихся в данном обществе знаниях и верованиях, задающих вместе с глубинными потребностями и архетипами коллективного бессознательного иерархию ценностей, а значит – и характерные для представителей данной общности убеждения, идеалы, склонности, интересы, отличающие указанную общность от других .

Менталитет и близкое ему понятие ментальность – две стороны одного явления: менталитет – совокупность устойчивых характеристик народа, а ментальность – конкретно-историческое качество менталитета, его историко-генетическая модификация, характеризующаяся изменчивостью, подвижностью и зависимостью от конкретных социально-исторических условий: «Менталитет представляет собой совокупность исторически конкретных ментальных форм (ментальностей). В отличие от идеологических форм культуры ее ментальные формы отличаются большей устойчивостью и большей долговременностью» .

Тема нашего исследования непосредственно соотносится с понятием «менталитет», поэтому далее мы и будем использовать этот термин.

Свое особое специфическое толкование термин «менталитет» получил с развитием психологии, лингвистики, логики и культурологии, причём в каждом отдельном научном направлении толкования различаются. В своей работе «Язык и ментальность» В.В. Колесов с целью выделения основных признаков понятия «менталитет» приводит формулировки, характерные для представителей различных гуманитарных наук: это «картина мира людей прошлого» – для историка Средневековья; «характерная для конкретной культуры специфика психической жизни людей» – для социального психолога, «система этнических представлений о приоритетах, нормах и моделях поведения в конкретных обстоятельствах, основанных на бессознательных комплексах» – для этнолога, «духовная оснащенность личности, включающая язык, ум, сознание» – для культуролога .

Все подходы к пониманию менталитета, по мнению исследователей, можно разделить на две большие группы: узкое понимание менталитета как совокупность мнений и представлений, свойственных той или иной группе, и широкое понимание менталитета как совокупность представлений, способов поведения и реакций . Менталитет включает в себя в широком понимании элементы обыденного сознания и теоретического содержания, и это сближает понятие «менталитет» с понятием «общественное, массовое сознание». Однако, как отмечает Е.В. Иванова, «в отличие от массового сознания менталитет обладает устойчивостью, ему присущи неизменные черты на протяжении длительного периода. Массовое сознание можно формировать, изменять в соответствии с идеологическими задачами. Именно устойчивость менталитета может препятствовать радикальному и глубокому изменению общественного сознания» . А.Я. Гуревич утверждал, что менталитет «в отличие от мировоззрения и массового сознания принадлежит социально-психологическому, а не идеологическому уровню» .

Узкое понимание менталитета как совокупности мнений и представлений ставит знак равенства между понятиями «менталитет» и «картина мира». По мнению В.В. Колесова, менталитет – это «наивная целостная картина мира в её ценностных ориентирах, которая существует длительное время и не зависит от конкретных экономических и политических условий» . Таким образом, понятия «менталитет» и «картина мира» можно назвать близкими, что объясняется выделением и изучением данных феноменов в рамках одной макролингвистической проблематики.

Однако для нашего исследования важно разграничить эти понятия, так как, если мы поставим знак равенства между менталитетом и концептуальной картиной мира, то мы неизбежно столкнемся с определенным парадоксом: основным свойством менталитета ученые считают стабильность и неизменность, настаивая на том, что «менталитет остается неизменным, даже при смене одной идеологии другой» , «но, даже претерпевая изменения в ходе истории, все же остается в основе своей постоянным, что позволяет идентифицировать культуру на всем ее историческом пути» ; тогда как концептуальная картина мира, по мнению В.А. Масловой, «постоянно меняется, поскольку познание мира человеком не свободно от ошибок и заблуждений» .

Существенным является выделение различных типов концептуальных картин мира: чувственной и рациональной, диалектической и метафизической, теоретической и эмпирической, естественнонаучной и религиозной. В современных работах этот факт объясняется зависимостью, которая возникает в сознании картины мира от «того способа, общего метода, которым она была получена» . Вместе с тем, часто выделяют национальную, групповую и индивидуальную концептуальные/когнитивные картины мира. Что касается менталитета, то под этим термином многие ученые понимают не только когнитивную сферу сознания, но и иерархию ценностей, доминирующие потребности, этнокультурные стереотипы, архетипы коллективного бессознательного, определенные представления человека о мире, сформировавшиеся на основании культурно-ценностных доминант. Это позволяет нам сделать предположение, что менталитет – это своего рода этнокультурное мышление, которым с необходимостью обладают все представители того или иного национально-лингвокультурного сообщества.

Таким образом, можно сказать, что менталитет не может быть групповым, личностным или наднациональным/межнациональным, в отличие от концептуальной картины мира. В контексте нашей выпускной квалификационной работы мы понимаем менталитет как когнитивную базу народа, которая выделяется из индивидуальных концептуальных картин мира как некоторая их часть, в равной мере присущая всем членам лингвокультурного сообщества и служащая основой устойчивой системы смыслов и представлений, укорененных в сознании и поведении многих поколений. Иначе говоря, менталитет является определенной частью концептуальной картины мира; в том случае, если речь идет об индивидуальной или групповой концептуальных картинах мира, менталитет является этнокультурной составляющей данной концептуальной картины мира. Менталитет, понимаемый в этом смысле, предстает как когнитивно-психологическая реальность, которая обнаруживается в мыслительной, познавательной деятельности народа, в его аксиологии, а также в его физическом и вербальном поведении. В рамках настоящей работы мы придерживаемся утверждения о том, что нет менталитета, как и языковой картины мира, существующего безотносительно к какому-либо народу, к какой-либо нации, в то время как концептуальная картина мира может быть представлена как логико-понятийная база, вне/наднациональная категория.

Разделение понятий «концептуальная картина мира» и «менталитет» не исключает их постоянного взаимодействия и взаимообогащения, ибо существуют области их пересечения и даже наложения друг на друга. Однако мы не проводим границы между понятиями «национальная концептуальная картина мира» и «менталитет», так как оба эти термина имеют один план содержания и обозначают национально-специфическое восприятие мира, которое для представителей конкретной нации является общим.

Исследователи, описывая концептуальную картину мира и менталитет, исходят из существования разноуровневых единиц, которые относятся к базовым, универсальным категориям сознания и культуры человека. Например, А.Я. Гуревич писал о таких определяющих категориях человеческого сознания, как время, пространство, причина, судьба, число и ряде других, которые причисляются им к космическим, и о социальных категориях, в частности, о богатстве, труде, праве. Эти категории находят отражение в первую очередь в языковой знаковой системе . Чаще всего единицами менталитета (концептуальной картины мира) называют концепт и бинарную оппозицию, состоящую из антонимичных концептов. В современной науке существует много разных классификаций концептов, но в нашей работе приоритетным для нас является противопоставление универсальный концепт – национально-специфический концепт.

Мы разделяем точку зрения Ю.Е. Прохорова, который говорит, что «"на самой глубине" любого концепта находится набор архетипических, наиболее общих и фундаментальных – изначальных понятий, логических связей, образных представлений и выработанных на их основе принципов, правил человеческого существования» , а также точку зрения исследователей, которые под архетипом понимают не только «коллективное бессознательное» К.Г. Юнга, но, вслед за Г.С Кнабе, – «некоторый фонд представлений, образованный на основе примитивно-архетипических связей (или в дополнение к ним) в сознании коллектива или личности, которые опираются на генетическую память и не соответствуют актуальному эмпирическому опыту или даже прямо противоречат ему» . Именно эта архетипическая составляющая концепта, его ядро, и является минимальной единицей менталитета, в отличие от концептуальной картины мира, основной единицей изучения которой является концепт во всем объеме своей структуры и содержания.

Таким образом, в современной науке выделяются два способа представления ментальных объектов: в форме нейронных процессов в мозгу и в символической форме , и именно символическая форма, по мнению Ю.Е. Прохорова, является единственно возможной для передачи ментальных объектов от одного к другому. Менталитет может быть реализован посредством различных кодовых систем, более того, «содержательное единство (описывается один и тот же объект – мир, с точки зрения одного и того же субъекта – человека) означает возможность достаточно простого перехода от одного кода к другому» , однако именно языковые знаки выступают наиболее универсальным средством доступа к единой информационной базе человека, а способы языкового закрепления концепта в этом случае могут рассматриваться в качестве его знаковой формы.

В связи с интересующими нас проблемами необходимо также обратить внимание на термины «концепт» и «концептосфера», непосредственно связанные с проблемой языковой картины мира.

Термин «концепт» стал активно употребляться в российской лингвистической традиции с начала 90-х годов. Лингвокультурологическое наполнение этой лексемы продолжила статья академика Д.С. Лихачева «Концептосфера русского языка».

Концепт – явление того же порядка, что и значение слова, однако рассматриваемое в несколько иной системе связей: значение – в системе языка, понятие – в системе логических отношений и форм, исследуемых как в лингвистике, так и в логике.

С.А. Алексеев дает концепту такое определение: «концепты – это индивидуальные представления, которым в некоторых чертах и признаках дается общая значимость. Концепт есть мысленное образование, которое замещает нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода. Концепт есть образование ума» .

Д.С. Лихачев в работе «Концептосфера русского языка» говорит о том, что концепт является результатом столкновения словарного значения слова с личным народным опытом человека. «Рассматривая, как воспринимается слово, значение и концепт, мы не должны исключать человека…, потенции концепта тем шире и богаче, чем шире и богаче культурный опыт человека…, и чем меньше культурный опыт человека, тем беднее не только его язык, но и его «концептосфера», – пишет Д.С.Лихачев .

Концепт – термин, служащий объяснению ментальных единиц или психических ресурсов нашего сознания и информационной структуры, отражающей опыт и знания человека. Это своего рода оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга, всей картины мира в целом, которая отражена в человеческой психике. Концепт возникает в процессе построения информационной карты об объекте, его свойствах. Причем следует учитывать, что информация может включать в себя не только сведения об объективном положении дел в мире, но и сведения о воображаемых мирах, а также возможном положении дел в этих мирах. Как правило, это сведения о том, что отдельный индивид знает, думает, предполагает, воображает об объектах реального или воображаемого мира.

Концепты, по мнению Ю.С. Степанова, формируются в результате своеобразного членения языковой картины мира на некие микромиры, соответствующие всем возможным ситуациям, известным человеку и поэтому называемым возможными мирами. Это особые ментальные образования, представляющие форму существования культуры .

Главным в концепте является многомерность и целостность смысла, существующая в непрерывном культурно-историческом пространстве, а потому располагающая к культурной передачи из одной предметной области в другую. Это позволяет определить концепт как основной способ культурной трансляции. Концепт, реализуясь в языке, играет роль посредника между культурой и человеком. А язык является той средой, в которой происходит понятийная репрезентация общекультурных концептов.

Так как концепт является многомерным ментальным образованием, то он имеет три важнейших компонента – образное, понятийное и ценностное.

Концепт, как справедливо замечает Д.С.Лихачев, «не непосредственно возникает из значения слова, а является результатом столкновения словарного значения слова с личным и народным опытом. Потенции концепта тем шире и богаче, чем шире и богаче культурный опыт человека». Признавая, что концептосфера языка, создаваемая писателями и фольклором, исключительно богата, мы рассматриваем национальный язык не в качестве «как бы «заместителя» культуры», а как исключительный культурно-ментальный феномен, представляющий собой духовную, одушевленную ипостась .

Под термином «концептосфера» мы понимаем совокупность концептов, объединённых на основании того или иного признака. Так, например, в ценностной картине мира по тематическому признаку могут быть выделены религиозная, этическая, юридическая и прочие концептосферы.

Исследуя концептосферу того или иного национального языка, мы можем судить о культуре нации, его нравственных законах, этических традициях, об отношении к другим народам, о духовных запросах, о веротерпимости, о понятиях правды и истины, чести и бесчестии, о материальных и духовных ценностях, о жизни и смерти. Концептосфера – тот комплекс важнейших концептов, призванный формировать личность с определенной ценностной ориентацией, с определенным мировоззрением, определенной языковой и речевой компетенцией.

Таким образом, мы рассмотрели основные историко-философские аспекты развития понятия «языковая картина мира», определив, что теоретическую основу рассматриваемой предметной области заложил немецкий языковед Вильгельм фон Гумбольдт в своей работе «О внутренней форме языка». Теорию языковой картины мира заложил немецкий ученый Лео Вайсгербер, опираясь в своих работах на исследования Гумбольдта. Им же и было впервые введено понятие «языковая картина мира». Несмотря на все заслуги Вайсгербера, современные ученые всё же не согласны с его идеей о том, что власть родного языка над человеком непреодолима (хотя и не отрицают, что языковая картина мира накладывает серьёзный отпечаток на отдельного человека). Гипотеза Сепира-Уорфа, или гипотеза лингвистической относительности, в своё время стала фундаментальным камнем изучения проблемы языковой картины мира. Гипотеза гласит, что процессы мышления и восприятия окружающего мира обусловлены этноспецифической структурой языка. Также она утверждает, что системы понятий, а, соответственно, и существенные особенности мышления человека определяются тем конкретным языком, носителем которого этот человек является.

Мы разграничили понятия «менталитет» и «ментальность», определив, что менталитет – совокупность устойчивых характеристик народа, а ментальность – конкретно-историческое качество менталитета, его историко-генетическая модификация, характеризующаяся изменчивостью, подвижностью и зависимостью от конкретных социально-исторических условий: «Менталитет представляет собой совокупность исторически конкретных ментальных форм (ментальностей). В отличие от идеологических форм культуры ее ментальные формы отличаются большей устойчивостью и большей долговременностью» .

Современная лингвистика оперирует множеством терминов, и такие термины, как «концепт» и «концептосфера» являются важнейшими понятиями когнитивной лингвистики. Термин «концепт» служит объяснению ментальных или психических ресурсов нашего сознания; это содержательная сторона словесного знака, за которой стоит понятие, закреплённое в общественном опыте народа, а также относящееся к умственной, духовной или материальной сфере существования человека. Понятие, закреплённое в концепте, имеет в жизни народа исторические корни, оно осмысляется социально и субъективно и, посредством такого осмысления, соотносится с другими, связанными с ним или, во многих случаях, ему противопоставляемыми, понятиями. Концептосфера, в свою очередь, является упорядоченной совокупностью концептов народа, своего рода информационной базой мышления.

При рассмотрении картины мира нельзя не упомянуть о языковом аспекте, восходящем к идеям немецкого философа, просветителя, общественного и государственного деятеля, дипломата Фридриха Вильгельма фон Гумбольдта (1767–1835) и его последователей-неогумбольдтианцев, среди которых особо нужно отметить немецкого языковеда, специалиста в области языкознания Иоганна Лео Вайсгербера (1899–1985). При этом, однако, следует сказать, что в основе представлений о языковой картине мира лежат идеи американских этнолингвистов, в частности гипотеза лингвистической относительности Сепира – Уорфа (подробнее об этом см. ниже).

Понятие языковой картины мира

В. Гумбольдт (рис. 2.1) полагал, что язык создает промежуточный мир между человеческим сообществом и действительностью за счет системы своих понятий.

"Каждый язык, – писал он, – образует вокруг народа своего рода сферу, которую надо оставить, чтобы прийти в сферу другого народа. Поэтому изучение чужого языка всегда должно быть приобретением новой точки миросозерцания" .

Рис. 2.1. Фридрих Вильгельм фон Гумбольдт, немецкий философ, общественный деятель

Рис. 2.2. Иоганн Лео Вайсгербер, немецкий языковед, специалист в области языкознания

Последователь В. Гумбольдта Лео Вайсгербер (рис. 2.2) отмечал стимулирующую роль языка по отношению к формированию у человека единой картины мира. Он считал, что "язык позволяет человеку объединить весь опыт в единую картину мира и заставляет его забыть о том, как раньше, до того, как он изучил язык, он воспринимал окружающий мир" . Именно Л. Вайсгербер ввел в антропологию и семиотику понятие языковой картины мира, а сам термин впервые был употреблен в одном из трудов австрийского ученого, философа Людвига Витгенштейна (1889–1951), который назывался "Логико-философский трактат" (1921).

По мнению Л. Вайсгербера, "словарный запас конкретного языка включает в целом вместе с совокупностью языковых знаков также и совокупность понятийных мыслительных средств, которыми располагает языковое сообщество; и по мере того, как каждый носитель языка изучает этот словарь, все члены языкового сообщества овладевают этими мыслительными средствами; в этом смысле можно сказать, что возможность родного языка состоит в том, что он содержит в своих понятиях определенную картину мира и передает ее всем членам языкового сообщества" .

Взаимосвязь культуры, языка и человеческого сознания привлекает внимание многих ученых. За последние 20 лет проводились исследования языковой картины мира у носителей определенного языка, активно изучались особенности восприятия действительности в рамках той или иной культуры. Среди ученых, которые в своих трудах обращались к этим проблемам, можно назвать выдающихся советских, российских философов, культурологов, лингвистов М. С. Кагана, Л. В. Щербу и многих других.

По мнению известного философа, культуролога Моисея Самойловича Кагана (1921–2006), "множество языков нужно культуре именно потому, что ее информационное содержание многосторонне богато и каждый специфический информационный процесс нуждается в адекватных средствах воплощения" .

Академик, советский и российский языковед Лев Владимирович Щерба (1880–1944) высказывал мысль о том, что "мир, который нам дан в нашем непосредственном опыте, оставаясь везде одним и тем же, постигается различным образом в различных языках, даже в тех, на которых говорят народы, представляющие собой известное единство с точки зрения культуры" .

Советский лингвист и психолог Николай Иванович Жинкин (1893– 1979), как и многие другие исследователи, отмечает взаимосвязь языка и картины мира. Он пишет: "Язык – это составная часть культуры и ее орудие, это действительность нашего духа, лик культуры; он выражает в обнаженном виде специфические черты национальной ментальности. Язык есть механизм, открывший перед человеком область сознания" .

Под языковой картиной мира понимают совокупность знаний о мире, которые отражены в языке, а также способы получения и интерпретации новых знаний.

Современные представления о языковой картине мира изложены в трудах Юрия Дерениковича Апресяна (р. 1930). Согласно его научным взглядам, "каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка <...> С другой стороны, языковая картина мира является “наивной" в том смысле, что во многих существенных отношениях она отличается от “научной” картины. При этом отраженные в языке наивные представления отнюдь не примитивны: во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем научные. Таковы, например, представления о внутреннем мире человека, которые отражают опыт интроспекции десятков поколений на протяжении многих тысячелетий и способны служить надежным проводником в этот мир" .

Таким образом, становится очевидной взаимосвязь языка и картины мира, складывающейся в сознании индивидуума. Именно поэтому многие современные лингвисты различают понятия "картина мира" и "языковая картина мира".

Сравнивая картину мира и языковую картину мира, Е. С. Кубрякова отмечала: "Картина мира – то, каким себе рисует мир человек в своем воображении, – феномен более сложный, чем языковая картина мира, т.е. та часть концептуального мира человека, которая имеет “привязку” к языку и преломлена через языковые формы" .

Аналогичная мысль высказана в работах В. А. Масловой, которая считает, что "термин “языковая картина мира” – это не более чем метафора, ибо в реальности специфические особенности национального языка, в которых зафиксирован уникальный общественно-исторический опыт определенной национальной общности людей, создают для носителей этого языка не какую-то иную, неповторимую картину мира, отличную от объективно существующей, а лишь специфическую “окраску” этого мира, обусловленную национальной значимостью предметов, явлений, процессов, избирательным отношением к ним, которое рождается спецификой деятельности, образа жизни и национальной культуры данного народа" .

Языковая картина мира – это отраженный средствами языка образ сознания – реальности. Языковую картину мира принято разграничивать с концептуальной или когнитивной моделями мира, которые являются основой языкового воплощения, словесной концептуализации совокупности знаний человека о мире .

Таким образом, становится ясно, что картина мира любого индивидуума, как и картина мира целого сообщества, находится в тесной связи с языком. Язык есть важнейший способ формирования и существования знаний человека о мире. Отражая в процессе деятельности объективный мир, человек фиксирует в языке результаты познания.

В чем же разница между культурной, концептуальной, ценностной и языковой картинами мира? Если культурная (понятийная) картина мира – это отражение реального мира через призму понятий, сформированных в процессе познания мира человеком на основе как коллективного, так и индивидуального опыта, то языковая картина мира отражает реальность через культурную картину мира, а язык подчиняет себе, организует восприятие мира его носителями. При этом у культурной и языковой картин мира много общего. Культурная картина мира специфична для каждой культуры, возникающей в определенных природных и социальных условиях, отличающих ее от других культур. Языковая картина мира тесно связана с культурой, находится в непрерывном взаимодействии с ней, восходит к реальному миру, окружающему человека.

Если сопоставить языковую и концептуальную картины мира, то концептуальная картина мира – это система представлений, знаний человека об окружающем мире, ментальное отражение культурного опыта нации, языковая же картина мира – ее вербальное воплощение.

Если сравнить ценностную и языковую картины мира, то в первой в равной степени присутствуют общечеловеческий и специфический компоненты. В языке она представлена оценочными суждениями, принятыми в соответствии с национальными кодексами и общеизвестными прецедентными высказываниями и текстами .

Исследователи по-разному подходят к рассмотрению национально- культурной специфики тех или иных аспектов или фрагментов картины мира. Одни берут за исходное понятие язык, анализируют сходство или расхождения восприятия мира через призму языковой системности, и в этом случае речь идет о языковой картине мира. Для других ученых исходными являются культура, языковое сознание членов определенной лингвокультурной общности, а в центре внимания оказывается образ мира, что выдвигает на первый план понятие "культурная картина мира". В целом же и языковая, и культурная картины мира отвечают на важнейший мировоззренческий вопрос о сущности человека и его месте в мире. Именно от решения этого вопроса зависят наши ценностные ориентации, цели, направленность нашего развития.

II. Языковая картина мира Каждый язык имеет собственную языковую картину мира, в соответствии с которой носитель языка организует содержание высказывания. Именно так проявляется специфически человеческое восприятие мира, зафиксированное в языке.
Язык – важнейший способ формирования знаний человека о мире. Отображая в процессе деятельности объективный мир, человек фиксирует результаты познания в словах. Совокупность этих знаний, запечатленных в языковой форме, и представляет то, что принято называть «языковой картиной мира». «Если мир – это человек и среда в их взаимодействии, то картина мира – результат переработки информации о среде и человеке».

В рамках антропоцентрического научного подхода языковая картина представлена в виде системы образов, заключающих в себе окружающую действительность.
Картина мира может быть представлена с помощью пространственных, временных, количественных, этнических и других параметров. На ее формирование огромное влияние оказывают традиции, язык, природа, воспитание, образование и многие социальные факторы.

Своеобразие национального опыта определяет особенности картины мира различных народов. В силу специфики языка, в свою очередь, формируется определенная языковая картина мира, через призму которой человек воспринимает мир. Концепты – составляющие языковой картины мира, через анализ которых можно выявить некоторые особенности национального мировидения

ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА

ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, исторически сложившаяся в обыденном сознании данного языкового коллектива и отраженная в языке совокупность представлений о мире, определенный способ концептуализации действительности. Понятие языковой картины мира восходит к идеям В. фон Гумбольдта и неогумбольдтианцев (Вайсгербер и др.) о внутренней форме языка , с одной стороны, и к идеям американской этнолингвистики, в частности так называемой гипотезе лингвистической относительности Сепира – Уорфа, – с другой.

Современные представления о языковой картине мира в изложении акад. Ю.Д.Апресяна выглядят следующим образом.

Реконструкция языковой картины мира составляет одну из важнейших задач современной лингвистической семантики. Исследование языковой картины мира ведется в двух направлениях, в соответствии с названными двумя составляющими этого понятия. С одной стороны, на основании системного семантического анализа лексики определенного языка производится реконструкция цельной системы представлений, отраженной в данном языке, безотносительно к тому, является она специфичной для данного языка или универсальной, отражающей «наивный» взгляд на мир в противоположность «научному». С другой стороны, исследуются отдельные характерные для данного языка (= лингвоспецифичные) концепты, обладающие двумя свойствами: они являются «ключевыми» для данной культуры (в том смысле, что дают «ключ» к ее пониманию) и одновременно соответствующие слова плохо переводятся на другие языки: переводной эквивалент либо вообще отсутствует (как, например, для русских слов тоска , надрыв , авось , удаль , воля , неприкаянный , задушевность , совестно , обидно , неудобно ), либо такой эквивалент в принципе имеется, но он не содержит именно тех компонентов значения, которые являются для данного слова специфичными (таковы, например, русские слова душа , судьба , счастье , справедливость , пошлость , разлука , обида , жалость , утро , собираться , добираться , как бы ). В последние годы в отечественной семантике развивается направление, интегрирующее оба подхода; его целью является воссоздание русской языковой картины мира на основании комплексного (лингвистического, культурологического, семиотического) анализа лингвоспецифических концептов русского языка в межкультурной перспективе (работы Ю.Д.Апресяна, Н.Д.Арутюновой, А.Вежбицкой, Анны А.Зализняк, И.Б.Левонтиной, Е.В.Рахилиной, Е.В.Урысон, А.Д.Шмелева, Е.С.Яковлевой и др.).

Воротников Ю. Л. «Языковая картина мира»: трактовка понятия

Постановка проблемы . Языковая картина мира становится в последние годы одной из наиболее «модных» тем отечественного языкознания. И в то же время, как это часто бывает с получившими широкое распространение обозначениями, до сих пор не существует достаточно четкого представления, какой именно смысл вкладывается в это понятие пишущими и как, собственно, следовало бы истолковывать его читающим?

Можно, конечно, утверждать, что понятие языковая картина мира относится к числу тех «широких» понятий, обоснование применения которых не является обязательным, а еще точнее - является само собой разумеющимся. Ведь немного найдется таких исследователей, которые начинали бы свою работу в области, например, морфологии определением своего понимания сущности языка, хотя вполне понятно, что употреблять слово «язык» по ходу изложения им придется неоднократно. Более того, если их спросить, что такое язык, многие не сразу смогут на этот вопрос ответить. Причем качество данной конкретной работы совершенно не обязательно будет напрямую связано со способностью ее автора истолковать смысл употребляемых понятий.

Однако, относя понятие «языковая картина мира» к числу таких исходных понятий лингвистики, как «язык», «речь», «слово» и им подобных, следует иметь в виду одно существенное обстоятельство. Все перечисленные понятия можно употреблять в качестве до определенной степени «само собой разумеющихся», в некотором смысле «априорных», потому что им посвящена огромная литература, они как бы отшлифованы употреблением великих авторитетов, сломавших немало копий в спорах об их сущности. Именно поэтому часто достаточно бывает не давать своего определения такого понятия, а просто сослаться на одно из авторитетных его определений.

Некоторое равнодушие или, если угодно, хладнокровие лингвистов к этой стороне вопроса должно иметь и, конечно, имеет свое рациональное объяснение. Одно из них сводится к следующему. Выражение «языковая картина мира» по сути своей до сего дня не терминологично, оно употребляется как пусть и удачная, но все же метафора, а давать определения метафорическому выражению - это, вообще-то говоря, дело неблагодарное. В той же области, где слово «картина» употребляется терминологически (а именно в искусствознании), отношение к нему, конечно, совсем иное и баталии вокруг его понятийного содержания могут быть не менее жаркими, чем вокруг содержания термина «слово» в языкознании.

И все же сам факт обостренного интереса языковедов к проблемам, так или иначе связываемым с картиной мира, свидетельствует о том, что этим выражением обозначается нечто относящееся к основам, определяющее сущность языка, а точнее - воспринимаемое как определяющее его сущность «сейчас», т. е. на современном этапе развития науки о языке (возможно, впрочем, что и «здесь», т. е. в науке «западного» ареала в широком понимании этого слова).

То, что в сознание лингвистов постепенно (и до определенной степени неосознанно) входит некий новый архетип, предопределяющий направление всей совокупности языковедческих штудий, кажется достаточно очевидным. Можно, перефразируя название одной из статей Мартина Хайдеггера, сказать, что для науки о языке наступило «время языковой картины мира». А если еще больше конкретизировать характеристику момента, то и время углубленного рефлектирования по поводу содержания самого понятия «языковая картина мира», на наш взгляд, уже пришло.

Позиция М. Хайдеггера . Выражение «языковая картина мира» говорит о том, что могут существовать и другие способы его картинного представления, а в основе всех этих способов лежит сама возможность представления мира как картины. «Представить мир как картину» - что, собственно, это значит? Что в этом выражении есть мир, что есть картина и кто осуществляет представление мира в виде картины? Ответы на все эти вопросы попытался дать Мартин Хайдеггер в своей статье «Время картины мира», опубликованной впервые в 1950 г. Основу этой статьи составил доклад «Обоснование новоевропейской картины мира метафизикой», прочитанный философом еще в 1938 г. Мысли Хайдеггера, высказанные в этом докладе, значительно опередили последующие дискуссии в науковедении о существе общенаучной картины мира и нисколько не утратили своей значимости и в наше время.

По Хайдеггеру, в выражении «картина мира» мир выступает «как обозначение сущего в целом» . Причем это имя «не ограничено космосом, природой. К миру относится и история. И все-таки даже природа, история и обе они вместе в их подспудном и агрессивном взаимопроникновении не исчерпывают мира. Под этим словом подразумевается и основа мира независимо от того, как мыслится ее отношение к миру» .

Картина мира - это не просто изображение мира, не нечто срисованное: «Картина мира, сущностно понятая, означает таким образом не картину, изображающую мир, а мир, понятый в смысле такой картины» . По Хайдеггеру, «Где мир становится картиной, там к сущему в целом приступают как к тому, на что человек нацелен и что он поэтому соответственно хочет преподнести себе, иметь перед собой и тем самым в решительном смысле представить перед собой» , причем представить его во всем, что ему присуще и его составляет, как систему.

Задавая вопрос, каждая ли эпоха истории имеет собственную картину мира и каждый раз озабочена построением своей картины мира, Хайдеггер отвечает на него отрицательно. Картина мира возможна только там и тогда, где и когда бытие сущего «ищут и находят в представленности сущего» . Поскольку такое истолкование сущего невозможно, ни для средневековья, ни для античности, постольку и невозможно говорить о средневековой и античной картине мира. Превращение мира в картину - это отличительная черта Нового времени, новоевропейского взгляда на мир. Причем, и это очень важно, «превращение мира в картину есть тот же самый процесс, что превращение человека внутри сущего в subiectum» .

II. Языковая картина мира Каждый язык имеет собственную языковую картину мира, в соответствии с которой носитель языка организует содержание высказывания. Именно так проявляется специфически человеческое восприятие мира, зафиксированное в языке.
Язык – важнейший способ формирования знаний человека о мире. Отображая в процессе деятельности объективный мир, человек фиксирует результаты познания в словах. Совокупность этих знаний, запечатленных в языковой форме, и представляет то, что принято называть «языковой картиной мира». «Если мир – это человек и среда в их взаимодействии, то картина мира – результат переработки информации о среде и человеке».

В рамках антропоцентрического научного подхода языковая картина представлена в виде системы образов, заключающих в себе окружающую действительность.
Картина мира может быть представлена с помощью пространственных, временных, количественных, этнических и других параметров. На ее формирование огромное влияние оказывают традиции, язык, природа, воспитание, образование и многие социальные факторы.

Своеобразие национального опыта определяет особенности картины мира различных народов. В силу специфики языка, в свою очередь, формируется определенная языковая картина мира, через призму которой человек воспринимает мир. Концепты – составляющие языковой картины мира, через анализ которых можно выявить некоторые особенности национального мировидения

ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА

ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, исторически сложившаяся в обыденном сознании данного языкового коллектива и отраженная в языке совокупность представлений о мире, определенный способ концептуализации действительности. Понятие языковой картины мира восходит к идеям В. фон Гумбольдта и неогумбольдтианцев (Вайсгербер и др.) о внутренней форме языка , с одной стороны, и к идеям американской этнолингвистики, в частности так называемой гипотезе лингвистической относительности Сепира – Уорфа, – с другой.

Современные представления о языковой картине мира в изложении акад. Ю.Д.Апресяна выглядят следующим образом.

Реконструкция языковой картины мира составляет одну из важнейших задач современной лингвистической семантики. Исследование языковой картины мира ведется в двух направлениях, в соответствии с названными двумя составляющими этого понятия. С одной стороны, на основании системного семантического анализа лексики определенного языка производится реконструкция цельной системы представлений, отраженной в данном языке, безотносительно к тому, является она специфичной для данного языка или универсальной, отражающей «наивный» взгляд на мир в противоположность «научному». С другой стороны, исследуются отдельные характерные для данного языка (= лингвоспецифичные) концепты, обладающие двумя свойствами: они являются «ключевыми» для данной культуры (в том смысле, что дают «ключ» к ее пониманию) и одновременно соответствующие слова плохо переводятся на другие языки: переводной эквивалент либо вообще отсутствует (как, например, для русских слов тоска , надрыв , авось , удаль , воля , неприкаянный , задушевность , совестно , обидно , неудобно ), либо такой эквивалент в принципе имеется, но он не содержит именно тех компонентов значения, которые являются для данного слова специфичными (таковы, например, русские слова душа , судьба , счастье , справедливость , пошлость , разлука , обида , жалость , утро , собираться , добираться , как бы ). В последние годы в отечественной семантике развивается направление, интегрирующее оба подхода; его целью является воссоздание русской языковой картины мира на основании комплексного (лингвистического, культурологического, семиотического) анализа лингвоспецифических концептов русского языка в межкультурной перспективе (работы Ю.Д.Апресяна, Н.Д.Арутюновой, А.Вежбицкой, Анны А.Зализняк, И.Б.Левонтиной, Е.В.Рахилиной, Е.В.Урысон, А.Д.Шмелева, Е.С.Яковлевой и др.).

Воротников Ю. Л. «Языковая картина мира»: трактовка понятия

Постановка проблемы . Языковая картина мира становится в последние годы одной из наиболее «модных» тем отечественного языкознания. И в то же время, как это часто бывает с получившими широкое распространение обозначениями, до сих пор не существует достаточно четкого представления, какой именно смысл вкладывается в это понятие пишущими и как, собственно, следовало бы истолковывать его читающим?

Можно, конечно, утверждать, что понятие языковая картина мира относится к числу тех «широких» понятий, обоснование применения которых не является обязательным, а еще точнее - является само собой разумеющимся. Ведь немного найдется таких исследователей, которые начинали бы свою работу в области, например, морфологии определением своего понимания сущности языка, хотя вполне понятно, что употреблять слово «язык» по ходу изложения им придется неоднократно. Более того, если их спросить, что такое язык, многие не сразу смогут на этот вопрос ответить. Причем качество данной конкретной работы совершенно не обязательно будет напрямую связано со способностью ее автора истолковать смысл употребляемых понятий.

Однако, относя понятие «языковая картина мира» к числу таких исходных понятий лингвистики, как «язык», «речь», «слово» и им подобных, следует иметь в виду одно существенное обстоятельство. Все перечисленные понятия можно употреблять в качестве до определенной степени «само собой разумеющихся», в некотором смысле «априорных», потому что им посвящена огромная литература, они как бы отшлифованы употреблением великих авторитетов, сломавших немало копий в спорах об их сущности. Именно поэтому часто достаточно бывает не давать своего определения такого понятия, а просто сослаться на одно из авторитетных его определений.

Некоторое равнодушие или, если угодно, хладнокровие лингвистов к этой стороне вопроса должно иметь и, конечно, имеет свое рациональное объяснение. Одно из них сводится к следующему. Выражение «языковая картина мира» по сути своей до сего дня не терминологично, оно употребляется как пусть и удачная, но все же метафора, а давать определения метафорическому выражению - это, вообще-то говоря, дело неблагодарное. В той же области, где слово «картина» употребляется терминологически (а именно в искусствознании), отношение к нему, конечно, совсем иное и баталии вокруг его понятийного содержания могут быть не менее жаркими, чем вокруг содержания термина «слово» в языкознании.

И все же сам факт обостренного интереса языковедов к проблемам, так или иначе связываемым с картиной мира, свидетельствует о том, что этим выражением обозначается нечто относящееся к основам, определяющее сущность языка, а точнее - воспринимаемое как определяющее его сущность «сейчас», т. е. на современном этапе развития науки о языке (возможно, впрочем, что и «здесь», т. е. в науке «западного» ареала в широком понимании этого слова).

То, что в сознание лингвистов постепенно (и до определенной степени неосознанно) входит некий новый архетип, предопределяющий направление всей совокупности языковедческих штудий, кажется достаточно очевидным. Можно, перефразируя название одной из статей Мартина Хайдеггера, сказать, что для науки о языке наступило «время языковой картины мира». А если еще больше конкретизировать характеристику момента, то и время углубленного рефлектирования по поводу содержания самого понятия «языковая картина мира», на наш взгляд, уже пришло.

Позиция М. Хайдеггера . Выражение «языковая картина мира» говорит о том, что могут существовать и другие способы его картинного представления, а в основе всех этих способов лежит сама возможность представления мира как картины. «Представить мир как картину» - что, собственно, это значит? Что в этом выражении есть мир, что есть картина и кто осуществляет представление мира в виде картины? Ответы на все эти вопросы попытался дать Мартин Хайдеггер в своей статье «Время картины мира», опубликованной впервые в 1950 г. Основу этой статьи составил доклад «Обоснование новоевропейской картины мира метафизикой», прочитанный философом еще в 1938 г. Мысли Хайдеггера, высказанные в этом докладе, значительно опередили последующие дискуссии в науковедении о существе общенаучной картины мира и нисколько не утратили своей значимости и в наше время.

По Хайдеггеру, в выражении «картина мира» мир выступает «как обозначение сущего в целом» . Причем это имя «не ограничено космосом, природой. К миру относится и история. И все-таки даже природа, история и обе они вместе в их подспудном и агрессивном взаимопроникновении не исчерпывают мира. Под этим словом подразумевается и основа мира независимо от того, как мыслится ее отношение к миру» .

Картина мира - это не просто изображение мира, не нечто срисованное: «Картина мира, сущностно понятая, означает таким образом не картину, изображающую мир, а мир, понятый в смысле такой картины» . По Хайдеггеру, «Где мир становится картиной, там к сущему в целом приступают как к тому, на что человек нацелен и что он поэтому соответственно хочет преподнести себе, иметь перед собой и тем самым в решительном смысле представить перед собой» , причем представить его во всем, что ему присуще и его составляет, как систему.

Задавая вопрос, каждая ли эпоха истории имеет собственную картину мира и каждый раз озабочена построением своей картины мира, Хайдеггер отвечает на него отрицательно. Картина мира возможна только там и тогда, где и когда бытие сущего «ищут и находят в представленности сущего» . Поскольку такое истолкование сущего невозможно, ни для средневековья, ни для античности, постольку и невозможно говорить о средневековой и античной картине мира. Превращение мира в картину - это отличительная черта Нового времени, новоевропейского взгляда на мир. Причем, и это очень важно, «превращение мира в картину есть тот же самый процесс, что превращение человека внутри сущего в subiectum» .

Следствием скрещивания этих двух процессов, т. е. превращения мира в картину, а человека в субъект, является характерное для Нового времени превращение науки о мире в науку о человеке, то есть в антропологию, понимаемую как такое философское истолкование человека, «когда сущее в целом интерпретируется и оценивается от человека и по человеку» . С этим связано и возникновение с конца XVIII века слова «мировоззрение» как обозначения позиции человека посреди сущего, «когда человек в качестве субъекта поднял собственную жизнь до командного положения всеобщей точки отсчета» .

В первой главе "Языковая картина мира. Определение. Общие и частные характеристики"

рассматривается картина мира как основной элемент мировидения человека, ее основные характеристи-

ки и процесс формирования языковой картины мира

Феномен, именуемый "картина мира", является таким же древним, как и сам человек. Создание пер-

вых картин мира у человека совпадает по времени с процессом антропогенеза. Тем не менее реалия,

называемая термином "картина мира", стала предметом научно-философского рассмотрения лишь в не-

давнее время.

Настоятельная потребность в выдвижении понятия "картина мира" в различных сферах человече-

ской деятельности возникает обычно в двух случаях: при необходимости осмыслить ситуацию полива-

риантности сосуществующих в этой области позиций и ситуацию последовательно сменяющих друг

друга парадигм. Как первый, так и второй случай могут опираться на источники двух типов: на описа-

ния, произведенные изнутри общества, имеющего эту картину мира ("самоописание") и на "иноописа-

ния", произведенные внешними наблюдателями [Раевский 1995: 209].

исходного гло-

бального образа мира , , репрезентирующего сущностные

свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности чело-

века [Рассел 1997: 143]. Картина мира предстает при такой трактовке как субъективный образ объек-

тивной реальности и входит, следовательно, в класс идеального, которое, не перес-тавая быть образом

реальности, опредмечивается в знаковых формах, не запечатлеваясь полностью ни в одной из них.

Картина мира заключает в себе глобальный образ мира. С семиологической точки зрения во всяком

образе как семиотическом объекте можно выделить его содержание и форму, содержательные свойства

и формальные. Рассмотрим сначала содержательные (сущностные) свойс-тва картины мира, а затем

формальные, учитывая при этом некоторые дополнительные аспекты характеристики свойств картины

Исходным пунктом для понимания природы и сущностных свойств картины мира является тот

факт, что она представляет собой создаваемый человеком субъективный образ объективной реальности.

Мир бесконечен, а человек конечен и ограничен в своих возможностях миропостижения. Любая карти-

на мира, создаваемая за счет видения мира через определенные интерпретационные призмы, всегда с

неизбежностью содержит черты человеческой субъективности, специфичности. Картина мира составля-

ет ядро мировидения человека и несет в себе его основные свойства.

Базисное свойство картины мира как ядра мировоззрения заключается в ее космологической ори-

ентированности (она есть глобальный образ мира) при одновременной антропоморфичности (она не-

сет в себе черты специфически человеческого способа миропостижения)

[Леви-Строс 1995: 347].

Картина мира есть исходный элемент мировоззрения человека, а не только его мировидения, для

нее характерна облигаторность действия при одновременно полуосознаваемом характере.

Важнейшая особенность картины мира состоит в ее внутренней безусловной достоверности для

субъекта этой картины. Картина мира рассматривается ее носителями не как картина и осознается не

как исторически конкретное видение реальности, а как смысловой двойник мира. Образ мира воспри-

нимается в картине мира как сама реальность.

Картина мира представляет собой диалектическое единство статики и динамики, стабильности и

изменчивости. В этом синтезе вневременности и конкретной историчности облика и заключается ос-

новной парадокс, связанный с картиной мира. Для выполнения своих функций регулятора жизнедея-

тельности человека картина мира должна совмещать и стабильность, и динамичность. Стабильность –

одно из существенных свойств картины мира. Если же рассматривать картину мира во всей ее полноте,

как образ мира, который все время уточняется и конк-ретизируется в процессе человеческой жизнедея- тельности, то, очевидно, следует признать, что картина мира не вечна даже в пределах жизни одного

человека. Она постоянно корректируется, дополняется, уточняется по мере накопления опыта и знаний

конкретным индивидом и социумом в целом.

Картина мира являет собой синтез двух противоположностей: конечного и бесконечного. Человече-

ский жизненный опыт конечен, а мир, образ которого формируется у человека в процессе этого опыта,

бесконечен. Общение конечного человека с бесконечным миром имеет своим результатом выработку

образа мира, соединяющего в себе обе эти черты. По мере исторического движения человечества образ

мира становится во многих чертах все определеннее.

Рассмотрим некоторые формальные свойства картины мира. Картина мира является регулятивом

самого широкого действия, и ее многие структурно-субстанциональные особенности в значительной

степени определяются этим обстоятельством.

Чтобы реалистично изобразить имеющееся глобальное при локализации средств, субъект картины

мира, очевидно, должен оставить ее как бы не дорисованной до конца. При всей своей ориентированно-

сти на системность, картина мира есть всегда во всех своих деталях незаконченное изображение, не до-

рисованный до конца эскиз. Картина должна иметь лакуны. Наличие в картине лакун не есть недорабо-

танность картины мира, а следствие особенностей мира и человека. Мир бесконечен и загадочен для че-

ловека, а человек конечен и ограничен в своих познавательных возможностях.

Хотя картина мира имеет тяготение к панорамному представлению реальности, широте и много-

мерности, она должна иметь свой предел сложности, свой допустимый предел детализируемости в ин-

дивидуализированном представлении изображаемого в сознании человека, в котором может быть про-

яснена часть наличествующей у него картины мира.

При исследовании проблемы отражения картины мира в человеческом языке обычно исходят из

простой триады: окружающая действительность, отражение этой действительности в мозгу человека и выражение результатов этого отражения в языке. При этом заведомо предполагается, что человек отра-

жает эту действительность правильно, и так же правильно эта действительность отражается в языке.

На самом деле все эти процессы выглядят значительно сложнее. Прежде всего, следует заметить,

что человек никогда не в состоянии отразить окружающий мир во всем его многообразии, целиком и

полностью. Познание окружающего мира – всегда процесс, иногда довольно длительный. Структура

познавательного аппарата человека не приспособлена к тому, чтобы сразу и полностью воспроизвести в

идеальной форме объект во всей сложности.

Другая особенность процесса познания состоит в том, что результаты познания человеком окру-

жающего мира никогда не находятся на одном и том же уровне. Здесь существует масса всяких града-

ций, которые могут зависеть от возраста, наличия жизненного опыта, области, в которой человек рабо-

тает, профессии, уровня образования, способнос-тей к восприятию чего-либо, а также многих других

причин и факторов.

Общение между индивидуумами становится возможным в том случае, если в языковых знаках и

знаковых структурах выработаны всеобщие значимости. Это означает, что какие-то общности в языке

находятся как бы над уровнями конкретного познания окружающего мира. В роли таких общностей вы-

ступают общие значения слов. Дело в том, что отдельное употребление слова в речи отнюдь не является

его исчерпывающей характеристикой. Оно, скорее, играет роль возбудителя. Оно возбуждает у собе- седника некоторую сумму самых общих дифференциальных признаков, дающих возможность собесед-

нику опоз-нать предмет, о котором идет речь.

Обозначение как форма отношения слова к действительности выс-тупает в специфической форме, в

форме названия. Звуковая сторона слова является той материальной, чувственно воспринимаемой осно-

вой, благодаря которой слово становится сигналом второй сигнальной системы и тесно связывается с

функцией отражения действительности [Галкина-Федорук 1996: 113].

Отражать явления окружающего мира и их закономерные связи способен только человеческий

мозг. Результаты его познавательной работы закрепляются в понятиях. Звуковой комплекс сам по себе

ничего не отражает.

Звуковой комплекс произносится с той целью, чтобы слушающий опознал обозначенный данным

звуковым комплексом предмет или его признак (качественный или процессуальный). Совершенно ясно,

что для осуществления этой цели нет никакой необходимости воспроизводить всю сумму сведений о

данном предмете, которая может быть в сознании слушающего. Смысл обозначения заключается в том,

чтобы слушающий опознал предмет по какому-то минимуму дифференциальных признаков. Однако он

никогда ничего не мог бы понять, если бы звуковой комплекс не имел значения. Значение, которое все-

гда устанавливается людьми, фактически играет роль указания на этот комп-лекс дифференциальных

признаков [Горский 1997: 226 – 227].

Важнейшим этапом в процессе создания словесного знака является наделение его значением. Но-

минация по какому-либо признаку является чисто техническим языковым приемом. Признак, выбран- ный для наименования (создания звуковой оболочки слова), далеко не исчерпывает всей сущности

предмета, не раскрывает всех его признаков.

Пользуясь языком, люди в каком-то количестве предложений так или иначе раскрывают свои зна-

ния о различных предметах и раскрывают их сущность. Но описание самого процесса очень трудно и

технически мало осуществимо.

По сравнению с языком мышление, как правило, богаче своим содержанием и подвижнее. Процесс

мышления заключается в образовании все новых связей между различными представлениями и поня-

тиями, для него характерна постоянная "текучесть". Слова же устойчивее, консервативнее, чем понятия,

и в этом смысле менее адекватно отражают процесс развития действительности [Бирюков 1997: 68].

Способность человеческого мозга отражать картину мира не всег-да означает, что эта картина от-

ражается правильно. Познание осуществляется людьми, которые в силу недостаточности соответст-

вующих факторов могут делать неверные сообщения, образовывать понятия, связывать их в систему

неудовлетворительным образом. Познание мира, таким образом, не свободно от ошибок и заблуждений.

Во второй главе "Лингвокультурологический аспект формирования языковых картин мира и

языкового поведения человека" рассматривается лингвокультурологический аспект процесса форми-

рования языковой картины мира, влияние национальной ментальности на языковое поведение человека,

лингвокультурная личность и ее характеристики, а также роль гендерного фактора в обществе, культуре

Между картиной мира как отражением реального мира и языковой картиной мира как фиксацией

этого отражения существуют сложные от-ношения. Картина мира может быть представлена с помощью

прост-ранственных (верх – низ , правый – левый , восток – запад , далекий – близкий ), временных (день –

ночь , зима – лето ), количественных, этических и других параметров. На ее формирование влияют язык,

традиции, природа и ландшафт, воспитание, обучение и другие социальные факторы.

Языковая картина мира не стоит в ряду со специальными картинами мира (химической, физической

и др.), она им предшествует и формирует их, потому что человек способен понимать мир и самого себя

благодаря языку, в котором закрепляется общественно-исторический опыт – как общечеловеческий, так

и национальный. Пос-ледний и определяет специфические особенности языка на всех его уровнях. В

силу специфики языка в сознании его носителей возникает определенная языковая картина мира, сквозь

призму которой человек видит мир.

данного этноса, которая становится фундаментом всех культурных стереотипов. Ее анализ помогает

понять, чем различаются национальные культуры, как они дополняют друг друга на уровне мировой

культуры. При этом если бы значения всех слов были культурно специфичны, то вообще было бы не-

возможно исследовать культурные различия. Поэтому, занимаясь культурно-национальным аспектом,

необходимо учитывать и универсальные свойства языковых единиц.

Язык – это то, что лежит на поверхности бытия человека в культуре, поэтому начиная с XIX в. (Я.

Гримм, Р. Раек, В. Гумбольдт, A. Потебня) и по сей день проблема взаимосвязи, взаимодействия языка

и культуры является одной из центральных в языкознании.

Язык и культура взаимосвязаны: 1) в коммуникативных процессах; 2) в онтогенезе (формирование

языковых способностей человека); 3) в филогенезе (формирование родового, общественного человека).

Различаются эти две сущности следующим: 1) в языке как феномене преобладает установка на мас-

сового адресата, в то время как в культуре ценится элитарность; 2) хотя культура – знаковая система

(подобно языку), но она не способна самоорганизовываться; 3) язык и культура – это разные семиотиче-

ские системы [Лосев 1992: 426 – 429]. Эти рассуждения позволяют сделать вывод о том, что культура не

изоморфна (абсолютно соответствует), а гомоморфна языку (структурно подобна).

Картина, которую являет собой соотношение языка и культуры, чрезвычайно сложна и многоас-

пектна. Отношения между языком и культурой могут рассматриваться как отношения части и целого.

Язык может быть воспринят как компонент культуры и как орудие культуры (что не одно и то же). Од-

нако язык в то же время автономен по отношению к культуре в целом, и он может рассматриваться как

независимая, автономная семиотическая система, т.е. отдельно от культуры, что делается в традицион-

ной лингвистике.

Как известно, творит культуру и живет в ней человек, личность. Именно в личности на передний

план выходит социальная природа человека, а сам человек выступает в результате как субъект социо-

культурной жизни.

Личность должна рассматриваться в перспективе культурной традиции народа, этноса, ибо для ро-

ждения человека в человеке необходим культурно-антропологический прототип, который формируется

в рамках культуры [Пископпель 1997].

1) ценностный, мировоззренческий, компонент содержания воспитания, т.е. система ценностей, или

жизненных смыслов. Язык обеспечивает первоначальный и глубинный взгляд на мир, образует тот язы-

ковой образ мира и иерархию духовных представлений, которые лежат в основе формирования нацио-

нального характера и реализуются в процессе языкового диалогового общения;

2) культурологический компонент, т.е. уровень освоения культуры как эффективного средства по-

вышения интереса к языку. Привлечение фактов культуры изучаемого языка, связанных с правилами

речевого и неречевого поведения, способствует формированию навыков адекватного употребления и

эффективного воздействия на партнера по коммуникации;

3) личностный компонент, т.е. то индивидуальное, глубинное, что есть в каждом человеке [Вино-

градов 1996].

Таким образом, лингвокультурную личность можно определить как закрепленный в языке (пре-

имущественно в лексике и синтаксисе) базовый национально-культурный прототип носителя опреде-

ленного языка, составляющий вневременную и инвариантную часть структуры личности.

Человек предстает в двух ипостасях – мужчина и женщина. Оппозиция "мужской – женский" –

фундаментальная для человеческой культуры.

Социально и культурно значимые различия в поведении, обычаях и социализации в целом мужчин

и женщин__ спорадически фиксировались в научном описании, особенно в антропологии и этнографии.

Однако идея о разграничении понятий биологического пола и пола социального (гендер) возникла лишь

в период постмодернизма.

В работах М. Розальдо, Л. Ламфере, Р. Унгер, А. Рич, Г. Рабин понятие гендер трактовалось как на-

бор соглашений, которыми общество трансформирует биологическую сексуальность в продукт чело-

вечес-кой активности [Пушкарева 1999: 147].

шлого века и использовалась сначала в истории, историографии, социологии и психологии, а затем бы-

ла воспринята и в лингвистике, оказавшись плодотворной для прагматики и антропоориентированного

описания в целом. Гендерный фактор, учитывающий природный пол человека и его социальные "по-

следствия", является одной из существенных характеристик личности и на протяжении всей ее жизни

определенным образом влияет на ее осознание своей идентичности, а также на идентификацию говоря-

щего субъекта другими членами социума.

Вместе с тем в науке до сегодняшнего дня нет единого взгляда на природу гендера. Его относят, с

одной стороны, к мыслительным конст-руктам, или моделям, разработанным с целью более четкого на-

учного описания проблем пола и разграничения его биологических и социокультурных функций. С дру-

гой стороны, гендер рассматривается как конструкт социальный, создаваемый обществом, в том числе и

редством языка.

Изучение взаимосвязи языка и пола его носителей принято разделять на два периода, рубежом ко-

торых являются 60-е годы прошлого века :

1) биологический детерминизм – нерегулярные (и не связанные со смежными науками) исследова-

ния, основанные главным образом на наблюдениях разрозненных фактов;

2) собственно гендерные исследования – широкомасштабные исследования, идущие с 60-х годов

прошлого столетия и обусловленные ростом интереса к прагматическому аспекту языкознания, разви-

тием социолингвистики и существенными изменениями в традиционном распределении мужских и

женских ролей в обществе, позволившими увидеть лингвистические факты в новом свете и по-новому

интерпретировать их.

Именно в этот период сформировались несколько лингвистичес-ких направлений, различающихся

по концептуальным установкам, методам исследования и характеру изучаемого материала:

1 Социолингвистические гендерные исследования.

2 Феминистская лингвистика.

3 Собственно гендерные исследования, изучающие оба пола.

4 Исследование маскулинности (men`s studies ) – наиболее новое направление, возникшее в нача-

ле 90-х гг. прошлого столетия

5 Психолингвистическое изучение пола, смыкающееся в последнее время с нейролингвистикой.

Сюда же относится биодетерминистское направление, исходящее из природной заданности когнитив-

ных различий мужчин и женщин, обусловленной неодинаковым гормональным балансом ,

а также исследование детской речи.

6 Кросскультурные, лингвокультурологические исследования, включая гипотезу гендерных суб-

культур .

Названные направления под разным углом зрения изучают следующие группы проблем:

1 Язык и отражение в нем пола: номинативную систему, лексикон, синтаксис, категорию рода и

ряд сходных объектов. Цель такого подхода состоит в описании и объяснении того, как манифестирует-

ся в языке наличие людей разного пола, какие оценки приписываются мужчинам и женщинам и в каких

семантических областях они наиболее распространены. Это могут быть как исследования одного языка,

так и сопоставительные труды.

2 Речевое поведение мужчин и женщин, где выделяются типичные стратегии и тактики, гендерно

специфический выбор единиц лексикона, способы достижения успеха в коммуникации – то есть специ-

фика мужского и женского говорения. В этой области, в свою очередь, можно выделить несколько кон-

цептуальных подходов, прежде всего теорию социокультурного детерминизма и теорию биодетерми-

Следует отметить, что _______названные направления не сменяли друг друга, а "вырастали" одно из друго-

го, и в настоящее время продолжают сосуществовать, в ряде случаев конкурируя друг с другом.

Многие исследователи в области лингвистики рассматривают язык как важнейший фактор среди национально-специфических компонентов культуры. Как считает Ю.Д. Апресян, каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка . В современной лингвистике это явление называется языковой картиной мира.

Механизм формирования языковой картины мира выглядит следующим образом: в актах мышления осуществляется переработка информации об окружающем мире. В сознании формируется более или менее целостная картина мира, которая в значительной мере детерминирует поведение человека. Но на создание картины мира влияет не только знание, но и убеждения, мнения, оценки. Сформировавшаяся в результате такой деятельности картина мира в дальнейшем процессе жизнедеятельности постоянно дополняется, модифицируется.

В.И. Постовалова в своем исследовании, посвященном картине мира, отмечает следующее: «По-видимому, именуемый так феномен имеет все черты картины мира - содержит образ мира, существенные черты которого выделяются с позиции человека и его интересов, является изоморфным миру, в котором имеет свои эмпирические корреляты, не подвергается сомнению в своих существенных чертах, служит извечным регулятивом человеческой жизнедеятельности, ориентируя человека на определенное отношение к миру, вызывая в нем соответственные ожидания относительно мира и формируя поведенческие стереотипы в коммуникативном пространстве человеческого общения» .

На основании вышесказанного можно сделать вывод, что языковая картина мира является вербализованной частью концептуальной картины мира, а также ее глубинным пластом и вершиной, с учетом значения знаний, воплощенных в языковой форме для ее структурирования.

В аспекте изучения языковой концептуализации различных сфер деятельности социума актуальным является следующее утверждение: поскольку языковая картина мира создается в ходе номинативной деятельности, характер соотношения концептуальной и языковой систем лучше всего изучать, исследуя саму эту деятельность и устанавливая в процессе такого анализа и направление номинативной деятельности на обозначение вполне определенных фрагментов мира, и реальные средства и приемы номинации, и национальный и культурный колорит происходящего.

О.А. Корнилов в своей работе, посвященной изучению языковых картин мира, заключает следующее: « Любой национальныйязык выполняет несколько основных функций: функцию общения (коммуникативную), функцию сообщения (информативную), функцию воздействия (эмотивную) и, что для нас особенно важно, функциюфиксации и хранения всего комплекса знаний и представ­лений данного языкового сообщества о мире. Такое универ­сальное, глобальное знание - результат работы коллективного созна­ния - зафиксировано в языке, прежде всего в его лексическом и фразео­логическом составе. Но существуют разные виды человеческогосознания: индивидуальное сознание отдельного человека, коллектив­ное обыденное сознание нации, научное сознание. Результат осмыс­ления мира каждым из видов сознания фиксируется вматрицах языка, обслуживающего данный вид сознания.Таким образом, следует говорить о множественности языковыхкартин мира: о научной языковой картине мира, о языковой картинемира национального языка, о языковой картине мира отдельного человека».

В.И. Постовалова утверждает, что образ мира, запечатленный в языке, во многих существенных деталях отличается от научной картины мира, из чего следует, что языковая картина мира носит донаучный характер.

Взаимоотношения между языком, культурой и миром видятся следующим образом. Отражение мира в языке - это коллективное творчество народа, говорящего на этом языке, и каж­дое новое поколение получает с родным языком полный комплект культуры, в котором уже заложены черты национального характера, мировоззрение (только вдумайтесь во внутреннюю формулу этого пре­красного слова: воззрение на мир, видение мира!), мораль и т. п. Язык, таким образом, отражает мир и культуру и формирует своего носителя. Он зеркало и инструмент культуры одновременно, выполняет пассивные функции отражения и активные функции созидания.

Идея существования национально-специфических языко­вых картин мира зародилась в немецкой филологии концаXVIII- на­чалаXIXв. (Михаэлис, Гердер, Гумбольдт). Речь идет, во-первых, о том, что язык как идеальная, объективно существующая структура подчиня­ет себе, организует восприятие мира его носителями. А во-вторых, о том, что язык - система чистых значимостей - образует собственный мир, как бы наклеенный на мир действительный.

Языковой концептуализации подвергаются, прежде всего, национальные особенности картины мира. Т.к. формирование личности происходит в определенном социокультурном пространстве, языковая картина мира данного социума также национально обусловлена.

В книге «Человеческий фактор в языке» говорится о том, что концеп­туальная и языковая картины мира соотносятся друг с другом как це­лое с частью. Языковая картина мира - это часть культурной (концеп­туальной) картины, хотя и самая существенная. Однако языковая кар­тина беднее культурной, поскольку в создании последней участвуют, наряду с языковым, и другие виды мыслительной деятельности, а также в связи с тем, что знак всегда неточен и основывается на каком-либо одном признаке .

Определение картины мира, данное в книге «Человеческий фактор в языке», как нам кажется, упускает из виду физическую деятельность челове­ка и его физический опыт восприятия окружающего мира: «Наиболее адекватным пониманием картины мира является ее определение как исходного глобального образа мира, лежащего в основе мировидения человека, репрезентирующего сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека».

И все же следует заметить, что духовная и физическая деятельности человека неотделимы друг от друга, и исключение любого из этих двух составля­ющих неправомерно, если речь идет о культурно-концептуальной кар­тине мира.

Анализ современного состояния разработанности проблемы соотношения языковой картины мира и языковой концептуализации говорит о том, что культурная и языковая картины мира тесно взаимосвязаны, на­ходятся в состоянии непрерывного взаимодействия и восходят к ре­альной картине мира, а вернее, просто к реальному миру, окружающе­му человека, к действительности.

Список литературы:

1.Ерошенко А.Р. Морально-нравственная сфера как объект и результат языковой концептуализации: лингвокультурный и когнитивный аспекты: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Ставрополь, 2007.

3.Постовалова В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М., 1988. С.8-69.

5.Человеческий фактор в языке. Отв. ред. Е. С. Кубрякова. М., 1988.

Рус-Брюшинина Инес Валентина

Кубанский государственный технологический университет, Подготовительный факультет для иностранных граждан, ст. преп. кафедры Гуманитарных дисциплин и спорта.

Рус-Сунига Вера Александровна

Кубанский государственный технологический университет, Социально-гуманитарный факультет, старший преподаватель кафедры русского языка.

§1.1. Культурологический императив введения в научный обиход понятия «языковая картина мира»

Появление самого понятия «языковая картина мира» обусловлено, как нам представляется, действием двух факторов, которые независи мо друг от друга способствовали его появлению. Эти факторы мы будем называть ИМПЕРАТИВАМИ в том смысле, что они каузирова- ли (по разным причинам) введение в обиход данного понятия. Пока мы избегаем называть выражение «языковая картина мира» терми ном по той простой причине, что термину по определению должна соответствовать строгая научная дефиниция, каковой, насколько нам известно, пока не существует. Родившись как красивая метафора, ЯКМ в дальнейшем получила множество трактовок, каждая из которых де лала акцент на отдельных сторонах обозначаемого понятия, но ни одна из них не могла претендовать на роль общепринятой и исчерпываю щей дефиниции, которая могла бы перевести понятие ЯКМ в разряд понятий научных, а само выражение - в разряд терминов.

Перевести словосочетание «языковая картина мира» из разряда образных выражений, из разряда, хотя и яркого, но достаточно аморф ного обозначения, которое по воле использователя может наполняться весьма произвольным содержанием, в категорию терминов - та кова макроцель данной работы.

Для решения этой задачи нам предстоит поставить и решить целый ряд вопросов, первый из которых как раз и касается источников, при чин появления этого абстрактного понятия. У кого и почему возник ло желание (или необходимость) оперировать столь необычной абст рактной категорией? Уточним, что мы имеем в виду не просто поня тие «картина мира» или «научная картина мира», о которых мы говорили в предыдущей главе, а именно «языковая картина мира». Это уточнение для нас носит принципиальный характер, поскольку во многих работах эти понятия не дифференцируются, смешиваются, часто подменяют друг друга, что, по нашему мнению, совершенно недопусти мо и является серьезной ошибкой. Мы предлагаем выделять два императива введения в научный обиход понятия ЯКМ: КУЛЬТУРО ЛОГИЧЕСКИЙ и ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ. Представители именно этих двух наук испытывали потребность в создании и использовании мыслительного артефакта, получившего это весьма образное обозначение. Остановимся несколько подробнее на каждом из вышеназванных императивов.

Знакомство с любой культурой, ее изучение всегда будут непол ными и в некотором смысле даже поверхностными, если в поле зрения человека, обратившегося к этой культуре, не окажется такого осново полагающего компонента, как склад мышления нации, нацио нальная логика мировосприятия и мирооценки. «...Какой «сеткой ко ординат» данный народ улавливает мир и, соответственно, какой кос мос (в древнем смысле слова: как строй мира, миропорядок) выстраивается перед его очами. Этот особый «поворот», в котором предстает бытие данному народу,- и составляет национальный образ мира» (Гачев, 1988, с. 44).

В эмоциональных словах известного культуролога и филолога ясно выражена потребность в том, чтобы найти НЕЧТО, что позволяло бы человеку, принадлежащему к другой культуре, взглянуть на мир с другой «точки зрения». «...Люди... наталкиваются на какой-то предел пони мания. Произносятся те же слова, формулы, а мыслится под ними весьма разное - и главная беда в том, что об этом часто и не подозревают. Чтобы мнимое взаимопонимание максимально приближалось к дей ствительному, надо делать поправку на национально-историческую систему понятий и ценностей, т. е. учитывать, что представитель дру гого народа может видеть мир несколько иначе, чем я. Но как? Что видит он в мире такого, чего я не вижу? И от чего это зависит? Вот в чем загвоздка. Если удалось бы как-то прояснить этот вопрос, в наше распоряжение поступил бы словно некоторый «коэффициент», который облегчал бы контакты между народами и культурами» (Га чев, 1988, с. 44-45).

Таковой «сеткой координат, улавливающей мир», своего рода «очка ми», через которые представители данной культуры смотрят на мир и благодаря которым видят в этом мире только ТО и только ТАК, как и другие носители таких же «очков», безусловно, является национальный склад мышления, который зафиксирован в национальном языке предста вителей данной культуры. Является язык лишь отражением националь ного мышления или же сам его и детерминирует -это отдельная тема, к которой мы обратимся в соответствующем разделе. Пока же нам важно проследить цепочку: непохожесть культур >) осознание этой непохожести -»-> попытки найти «коэффициент понимания» другой культуры ->-> «коэффициент понимания» = особый склад националь ного мышления >) отражение и фиксация склада национального мышления в языке. Отсюда закономерный вывод, ставший практически общим местом в рассуждениях на эту тему,- о неразрывной связи культуры народа и его языка.

Язык - неотъемлемая и важнейшая часть любой национальной культуры, полноценное знакомство с которой обязательно предпола гает не только изучение материальной составляющей этой культуры, не только знание ее исторической, географической, экономической и прочих детерминант, но и попытку проникновения в образ мышления нации, попытку взглянуть на мир глазами носителей этой культуры, с их «точки зрения». Сделать это можно не иначе как узнав язык, на котором говорят представители данного культурного социума. При этом в выражение «узнать язык» мы вкладываем несколько отлич ное от традиционного значение: мы имеем в виду не способность решать с помощью этого языка определенные коммуникативные за дачи, а глубокое проникновение в план означаемого этого языка, в его семантику. Казалось бы, первое без второго невозможно, и дей ствительно, умение выражать свои мысли на чужом языке и умение понимать иностранную речь предполагают знание не только грамма тического строя языка, но и его лексики. Однако такое знание лекси ки, как правило, вовсе не означает именно глубинного погружения в план содержания иностранного языка. Чаще всего это лишь поиск эквивалентов словам родного языка, своего рода формальная замена «ярлыков» на якобы неизменном значении. Это глубочайшее заблуж дение; восприятие содержательной стороны чужого языка как сово купности эквивалентов словам родного языка лишь создает иллю зию знания того, что скрывается за, казалось бы, понятными словами. Что же нужно для адекватного восприятия такого важнейшего ком понента любой культуры, как национальный язык?

Очень лаконично и точно о связи культуры и языка сказал Эд вард Сепир в работе «Язык. Введение в изучение речи»: «Культуру можно определить как то, ЧТО данное общество делает и думает. Язык же есть то, КАК думают» (Сепир, 1993, с. 193). Согласившись с таким определением, мы должны признать, что мы ПРОНИКАЕМ в ОБРАЗ МЫШЛЕНИЯ НАЦИИ, В ЕЕ СПОСОБ ВИДЕНИЯ МИРА, понимаем ОСО- бенности менталитета носителей данной культуры и данного языка, толь ко ПОЗНАВ ПЛАН СОДЕРЖАНИЯ ЭТОГО ЯЗЫКА, а глубинное знаком ство с семантикой чужого языка, в свою очередь, предполагает, по нашему убеждению, овладение языковой картиной мира (ЯКМ) имен но этого национального языка как системой его видения мира.

ЯКМ в культурологии может использоваться двояко:

  1. Как огромная «кладовая» иллюстративного лингвистического материала для подтверждения тех или иных черт национального характера. Эти черты могут a priori приписываться данному народу, считаться общепринятыми или уже доказанными - это неважно. Главное, что в этом случае ЯКМ не рассматривается в качестве самоценного источника знания о национальном характере и складе мышления. ЯКМ при таком подходе вторична по отношению к постулируемым особенностям национального менталитета и должна лишь их подтверждать.
  2. Как источник знания о национальном характере и менталитете. При таком подходе ЯКМ - это база данных, на основании ис следования которых только и можно делать заключения об особенностях национального мировидения. В этом случае ЯКМ приобретает гносеологическую ценность.

«Задача отыскания в том или ином языке черт, a priori приписы ваемых соответствующему национальному характеру, безнадежна и не пред-ставляет большого интереса. Анна Вежбицкая в своей книге « Setmantics , Culture and Cognition »... открывает такой подход к про блеме связи языка и нацио-нального характера, при котором... предла гается выявлять свойства национального характера, вычитывая их из национально-специфического в соответствующих языках. Тем самым сведения о национальном характере оказываются результатом лингвистического анализа, а не его исходной предпосылкой» (Падучева, 1996, с. 21).

Значит ли это, что принцип использования ЯКМ в качестве иллю стративного материала не имеет права на существование? Думается, что нет. Дело только в том, ЧТО иллюстрировать. Если в ЯКМ пы таются отыскать подтверждения тому, что лишь приписывается тому или иному народу, что является лишь СТЕРЕОТИПОМ восприятия од ной нации другой, а не доказанным фактом, то такое использование ЯКМ малоэффективно. Если же какие-либо данные о национальном характере являются не просто мифом и стереотипом восприятия, а результатом объективного научного исследования, то такие факты вполне можно считать общепринятыми и искать им дополнительные подтверждения в ЯКМ.

Мы считаем приемлемыми оба подхода, выбор каждого из кото рых определяется конкретным объектом исследования и его целями, однако второй подход все же намного интереснее, поскольку дает возможность получения нового знания и гарантирует большую объек тивность, так как основан на принципе «от частного к общему» и от вергает априорное якобы знание предмета.

В этой связи очень интересным и продуктивным представляется так называемый принцип «презумпции непонимания», или, как еще можно было бы сказать, «презумпции незнания». Лучше предположить, что об исследуемом объекте вам ничего не известно, и добыть о нем новое объективное знание, чем под существующий стереотип (не всегда адекватно отражающий действительность) подгонять факты. Этот принцип весьма образно и эмоционально сформулировал и изложил Георгий Гачев: «...Если я, придя в другую страну или знакомясь с новым человеком или идеей, заранее полагаю, что здесь встречу то же самое, что я уже знаю, но с некоторыми нюансами,- я слишком самоуспокоен и, естественно, мозг мой ленив и самодоволен и подсу нет мне привычную схему мира... Но если я войду с трепетным ожиданием встретить неведомое, парализую свои привычные схемы, попробую превратить свой ум в TABULA RASA , чтобы новый мир там беспрепятственно писал свои письмена, ... тогда больше гарантии, что я постигну здешний образ жизни и мыслей. Сказав себе: «я не пони маю», ученый всегда в итоге работы добывает более глубокое знание, чем сказав себе: «я понимаю»... Презумпция непонимания принимается... как рабочая гипотеза, полезная для результативности исследо вания. И она не только не ставит преграды реальному пониманию..., но имеет целью расширить это понимание, чтобы оно было более сознательным» (Гачев, 1988, с. 45-46). Для культурологии такое абстрактное образование (конструкт), как ЯКМ, крайне необходимо, по скольку это не что иное, как ВЕРБАЛИЗОВАННАЯ СИСТЕМА «МАТ РИЦ», в которых запечатлен национальный способ видения мира, фор мирующий и предопределяющий национальный характер. Без знания этой системы «матриц» национального сознания трудно понять многое из того, что и составляет национальную культуру, в частности: этические, нравственные и ценностные приоритеты, систе му образности, систему ассоциативного мышления и т. д.

Знание ЯКМ другого языка - это необходимый фундамент, база для любых культурологических изысканий. Погружаться в исследование чужого культурного контекста без знания исходного набора «матриц» национального мировидения, вербализованного и систематизирован ного в ЯКМ соответствующего языка,- все равно, что пытаться про читать слова и предложения на незнакомом языке, не удосужившись предварительно выучить алфавит этого языка.

Справедливости ради следует отметить, что в собственно культуро логических исследованиях гораздо шире используется иное, более широкое и менее конкретное понятие - НАЦИОНАЛЬНЫЙ ОБРАЗ МИРА, понимаемое именно как национальное мировосприятие. Как соотносятся между собой эти два понятия: ЯКМ и НОМ? Думается, что с этой точки зрения, т. е. применительно именно к этому противопо ставлению, ЯКМ можно определить как ЗАПЕЧАТЛЕННЫЙ В СЛОВАХ, социально наследуемый (т. е. передаваемый от поколения к поколе нию) «слепок» этого национального образа мира, как самый главный фактор, предопределяющий и гарантирующий воспроизведение в относительно неизменном виде национального образа мира в сознании сменяющих друг друга поколений представителей данной националь ности, носителей данной культуры. Оговорка об ОТНОСИТЕЛЬНОЙ неизменности национального образа мира все-таки, думается, нужна, так как нельзя отрицать постоянного развития, постоянного дрейфа как национального сознания, так и национального языка, отражающе го это сознание

1. Понятие о языковой картине мира

При рассмотрении проблемы о роли языка в формировании картины мира в сознании человека, прежде всего, необходимо определить само исходное понятие «картина мира». Феномен, именуемый «картина мира», является таким же древним, как сам человек. Создание первых «картин мира» у человека совпадает по времени с процессом антропогенеза. Тем не менее, реалия, называемая термином «картина мира», стала предметом научно-философского рассмотрения лишь в недавнее время.

Термин «картина мира» был выдвинут в рамках физики в конце XIX - начале XX в. Одним из первых этот термин стал употреблять В. Герц применительно к физическому миру. В. Герц трактовал это понятие как совокупность внутренних образов внешних объектов, которые отражают существенные свойства объектов, включая минимум пустых, лишних отношений, хотя полностью избежать их не удаётся, так как образы создаются умом (Герц; 83). Внутренние образы, или символы, внешних предметов, создаваемые исследователями, по Герцу, должны быть такими, чтобы «логически необходимые следствия этих представлений в свою очередь были образами естественно необходимых следствий отображённых предметов»

Наиболее адекватным пониманием картины мира представляется определение ее как исходного глобального образа мира , лежащего в основе мировидения человека , репрезентирующего сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека [Рассел 1997: 143]. Картина мира предстает при такой трактовке как субъективный образ объективной реальности и входит, следовательно, в класс идеального, которое, не переставая быть образомреальности, опредмечивается в знаковых формах, не запечатлеваясь полностью ни в одной из них.

Возможные ассоциации дают основание часто подразумевать под выражением «картина мира» то или иное прдставление человека о каких-либо явлениях жизни, которые сформировались у него в результате его жизненного опыта. Такое понимание выражения «картина мира» нельзя отнести к строго научным, оно скорее может быть одним из бесчисленных житейских выражений, отражающих индивидуальное понимание, представления того или иного человека по поводу какого-либо явления природы, обстоятельств, условий, эстетических ценностей.(ксер) Понятие картины мира относится к числу фундаментальных понятий, выражающих специфику человеческого бытия, взаимоотношения его с миром, важнейшие условия его существования в мире. Картина мира есть целостный образ мира, который является результатом всей активности человека. Она возникает у человека в ходе всех его контактов и взаимодействий с внешним миром. Это могут быть и бытовые контакты с миром, и предметно - практическая активность человека.

Так как в формировании картины мира принимают участие все стороны психической деятельности человека, начиная с ощущений, восприятий, представлений и заканчивая мышлением человека, то очень сложно говорить о каком-либо одном процессе, связанным с формированием картины мира у человека. Человек созерцает мир, осмысливает его, ощущает, познаёт, отражает. В результате этих процессов у человека возникает образ мира, или мировидение.

«Отпечатки» картины мира можно обнаружить в языке, в жестах, в изобразительном искусстве, музыке, ритуалах, этикете, вещах, мимике, в поведении людей. Картина мира формирует тип отношения человека к миру – природе, другим людям, задаёт нормы поведения человека в мире, определяет его отношение к жизни (Апресян; 45).

Язык непосредственно участвует в двух процессах, связанных с картиной мира. Во-первых, в его недрах формируется языковая картина мира, один из наиболее глубинных слоёв картины мира у человека. Во-вторых, сам язык выражает и эксплицирует другие картины мира человека, которые через посредство специальной лексики входят в язык, привнося в него черты человека, его культуры. При помощи языка опытное знание, полученное отдельными индивидами, превращается в коллективное достояние, коллективный опыт.

Каждая из картин мира, которая в качестве отображаемого фрагмента мира представляет язык как особый феномен, задаёт своё видение языка и по-своему определяет принцип действия языка. Изучение и сопоставление различных видений языка через призмы разных картин мира может предложить лингвистике новые пути для проникновения в природу языка и его познание.

Языковая картина мира – это отражённый средствами языка образ сознания - реальности, модель интегрального знания о концептуальной системе представлений, репрезентируемых языком. Языковую картину мира принято отграничивать от концептуальной, или когнитивной модели мира, которая является основой языкового воплощения, словесной концептуализации совокупности знаний человека о мире (Манакин; 46).

Языковую, или наивную картину мира так же принято интерпретировать как отражение обиходных, обывательских представлений о мире. Идея наивной модели мира состоит в следующем: в каждом естественном языке отражается определённый способ восприятия мира, навязываемый в качестве обязательного всем носителям языка. Ю. Д. Апресян языковую картину мира называет наивной в том смысле, что научные определения и языковые толкования не всегда совпадают по объёму и даже содержанию (Апресян; 357). Концептуальная картина мира или «модель» мира, в отличие от языковой, постоянно меняется, отражая результаты познавательной и социальной деятельности, но отдельные фрагменты языковой картины мира ещё долго сохраняют пережиточные, реликтовые представления людей о мироздании.

Вопрос концептуализации мира языком при помощи слов, очень важен. В своё время Р. Ладо, один из основоположников контрастивной лингвистики, заметил: «Существует иллюзия, свойственная порой даже образованным людям, будто значения одинаковы во всех языках и языки различаются только формой выражения этих значений. По сути же, значения, в которых классифицируется наш опыт, культурно детерминированы, так что они существенно варьируются от культуры к культуре» (Ладо; 34-35). Варьируются не только значения, но и состав лексики. Специфика этого варьирования составляет существенную часть специфики языковых картин мира.

Как уже было отмечено выше, восприятие окружающего мира отчасти зависит от культурно-национальных особенностей носителей конкретного языка. Поэтому с точки зрения этнологии, лингвокультурологии и других смежных областей наиболее интересным является установление причин расхождений в языковых картинах мира, а эти расхождения действительно существуют. Решение такого вопроса – это выход за пределы лингвистики и углубление в тайны познания мира другими народами. Существует огромное множество причин таких расхождений, но только несколько из них представляются видимыми, а поэтому – основными. Можно выделить три главнейших фактора или причины языковых различий: природа, культура, познание. Рассмотрим эти факторы.

Первый фактор – природа. Природа – это, прежде всего внешние условия жизни людей, которые по-разному отражены в языках. Человек даёт названия тем животным, местностям, растениям, которые ему известны, тому состоянию природы, которое он ощущает. Природные условия диктуют языковому сознанию человека особенности восприятия, даже таких явлений, каким является восприятие цвета. Обозначение разновидностей цвета часто мотивируется семантическими признаками зрительного восприятия предметов окружающей природы. С тем или иным цветом ассоциируется конкретный природный объект. В разных языковых культурах закреплены собственные ассоциации, связанные с цветовыми обозначениями, которые и совпадают в чём-то, но и в чём-то отличаются друг от друга (Апресян; 351).

Именно природа, в которой человек существует, изначально формирует в языке его мир ассоциативных представлений, которые в языке отражаются метафорическими переносами значений, сравнениями, коннотациями.

Второй фактор – культура. «Культура – это то, что человек не получил от мира природы, а привнёс, сделал, создал сам» (Манакин; 51). Результаты материальной и духовной деятельности, социально-исторические, эстетические, моральные и другие нормы и ценности, которые отличают разные поколения и социальные общности, воплощаются в различных концептуальных и языковых представлениях о мире. Любая особенность культурной сферы фиксируется в языке. Также языковые различия могут обуславливаться национальными обрядами, обычаями, ритуалами, фольклорно-мифологическими представлениями, символикой. Культурные модели, концептуализированные в определённых наименованиях, распространяются по миру и становятся известны даже тем, кто не знаком с культурой того или иного народа. Этой проблеме в последнее время посвящается очень много специальных работ и исследований.

Что касается третьего фактора – познания, то следует сказать, что рациональные, чувственные и духовные способы мировосприятия отличают каждого человека. Способы осознания мира не идентичны для разных людей и разных народов. Об этом говорят различия результатов познавательной деятельности, которые находят своё выражение в специфике языковых представлений и особенностях языкового сознания разных народов. Важным показателем влияния познания на языковые различия является то, что В. Гумбольдт назвал «различными способами видения предметов». В середине XX-го века языковед и философ Л. Витгенштейн писал: «Конечно, существуют те или иные способы видения, существуют и случаи, когда тот, кто видит образец так, как правило, и применяет его таким образом, а тот, кто видит его иначе, и обращается с ним по-иному» (Витгенштейн; 114). Наиболее ярко способ видения предметов проявляется в специфике мотивации и во внутренней форме наименований.

Гносеологические, культурологические и другие особенности языковой концептуализации тесно связаны между собой, а их размежевание всегда является условным и приблизительным. Это относится как к отличиям способов номинации, так и к специфике языкового членения мира.

Следует учесть, что восприятие той или иной ситуации, того или иного объекта находится в прямой зависимости также и от субъекта восприятия, от его фоновых знаний, опыта, ожиданий, от того, где располагается он сам что непосредственно находится в поле его зрения. Это, в свою, очередь, даёт возможность описывать одну и ту же ситуацию с разных точек зрения, перспектив, что, несомненно, расширяет представления о ней. Каким бы субъективным не был процесс «конструирования мира», он, тем не менее, самым непосредственным образом предполагает учёт самых различных объективных аспектов ситуации, реального положения дел в мире; следствием же этого процесса является создание «субъективного образа объективного мира»

Исследуя когнитивные основания языковой номинации, Е. С. Кубрякова справедливо говорит о языковой картине мира как о структуре знаний о мире, тем самым дополнительно подчёркивая когнитивный характер этой ментальной сущности. «Когнитивно ориентированное исследование деривационных процессов позволяет уточнить не только специфику «картирования» мира в отдельно взятом языке, но и – при должном обобщении таких данных в типологическом плане – способствовать выведению некоторых общих положений о понимании человеком главных бытийных категорий, особенностей мироздания, закономерностей устройства мира, как в физическом аспекте человеческого бытия, так и в его социальной организации и во всей свойственной человеку системе его ценностей и нравственных, морально-этических оценок» (Кубрякова; 336-337).

При оценке картины мира следует понимать, что она - не отображение мира и не окно в мир, а она является интерпретацией человеком окружающего мира, способом его миропонимания. «Язык – отнюдь не простое зеркало мира, а потому фиксирует не только воспринятое, но и осмысленное, осознанное, интерпретированное человеком» (Кубрякова; 95). Это означает, что мир для человека – это не только то, что он воспринял посредством своих органов чувств. Напротив, более или менее значительную часть этого мира составляют субъективные результаты осуществлённой человеком интерпретации воспринятого. Поэтому говорить, что язык есть «зеркало мира», правомерно, однако это зеркало не идеально: оно представляет мир не непосредственно, а в субъективном познавательном преломлении сообщества людей.

Как видим, существует много интерпретаций понятия «языковая картина мира». Это обусловлено существующими расхождениями в картинах мира разных языков, так как восприятие окружающего мира зависит от культурно-национальных особенностей носителей конкретного языка. Каждая из картин мира задаёт своё видение языка, поэтому очень важно различать понятия «научной (концептуальной) картины мира» и «языковой (наивной) картины мира».

В.А.Пищальникова

Непреходящая актуальность проблемы взаимоотношения объективной действительности, языка и мышления на очередном витке развития науки вновь акцентировала “человеческий фактор”, предполагающий исследование языковых феноменов в тесной связи с человеком, его мышлением и различными видами духовно-практической деятельности.

Именно акцентирование “человеческого фактора” привело к появлению в разных науках ряда понятий, которые представляют психические, лингвистические, логические, философские модели объективного мира: концептуальная картина мира, картина мира, образ мира, модель мира, концептуальная система, индивидуальная когнитивная система, языковая картина мира и др. Терминологическое положение таково, что представляется весьма полезным последовать совету В.П. Зинченко: “Возможно, идеалом современного знания должен стать новый синкретизм… Для этого полезно вернуться к состоянию методологической невинности, задуматься над тем, какая онтология лежит за нашими, как нам кажется, рафинированными понятиями “ (7,.57).

При всех внешних различиях дефиниций перечисленных выше понятий их объединяет философская ориентация на представление моделей как субъективного образа объективного мира, как “исходного глобального образа”, как “сокращенного и упрощенного отображения” и под. Этим самым модели подводятся под традиционное понимание идеального. Кроме того, за редким исключением, в дефинициях выделяются в качестве обязательных два компонента: мировидение (видение мира, сумма представлений о мире, знания о мире, отражающая способность мышления и т.п.) и деятельностная природа картины мира (познающая деятельность человека, духовная активность, опыт человека и под.)

Понятие “мировидение” заявлено еще лингво-философскими концепциями В. человечества”, в котором заложено представление о четырех ипостасях фон Гумбольдта, Й.Л.Вайсгербера, Л.Витгенштейна, Э.Сепира – Б. Уорфа и др. В. фон Гумбольдт рассматривает язык как “промежуточный мир” между мышлением и действительностью, при этом язык фиксирует особое национальное мировоззрение. Уже В. фон Гумбольдт акцентировал разницу между понятиями “промежуточный мир” и “картина мира”. Первое – это статичный продукт языковой деятельности, определяющий восприятие действительности человеком; единицей его является “духовный объект” – понятие. Картина же мира – подвижная, динамичная сущность, так как образуется она из языковых вмешательств в действительность; единицей ее является речевой акт. Как видим, в формировании обоих понятий огромная роль принадлежит языку: “Язык – орган, образующий мысль, следовательно, в становлении человеческой личности, в образовании у нее системы понятий, в присвоении ей накопленного поколениями опыта языку принадлежит ведущая роль” (5,78). Й.Л. Вайсгербер попытался воплотить философские идеи В. фон Гумбольдта и Й.Г. Гердера в концепции языка, где переплелись также взгляды Э. Кассирера, Фр. Маутнера, Э. Гуссерля, Ф. Де Соссюра. Основная идея Й.Л. Вайсгербера – “языковой закон языка: 1) актуализированный язык (речь как психический процесс и физическое явление); 2) “языковой организм” (язык как основа индивидуальной речевой деятельности); 3) язык как объективное социальное образование; 4) языковая способность. Й.Л. Вайсгербер исследует надличностный уровень языка второго, третьего и четвертого уровней “языкового закона”. Таким образом, ученый намечает разграничение значения как социального образования и смысла как индивидуального феномена, хотя в качестве объекта исследования заявлен только социальный (“надличностный”) уровень языка. Между человеком и действительностью находится, по мнению Вайсгербера, “посредствующий мир мышления” и язык, в котором заключено определенное представление о мире. “Родной язык создает основу для общения в виде выработки сходного у всех его носителей образа мышления. Причем и представление о мире, и образ мышления – результаты идущего в языке постоянно процесса миросозидания , познания мира специфическими средствами данного языка в данном языковом сообществе (2, 111-112). Восприятие мира осуществляется мышлением, но с участием средств родного языка. Способ отражения действительности носит у Вайсгербера идиоэтнический характер и соответствует статичной стороне языка. По сути ученый акцентирует интерсубъектную часть мышления индивида. “Нет сомнения в том, что многие укоренившиеся в нас воззрения и способы поведения и отношения оказываются “выученными”, т.е. общественно обусловленными, как только мы проследим сферу их проявления по всему миру” (Вайсгербер, с. 117).

Язык как деятельность рассматривается и в философской концепции Л.Витген-штейна. По его мнению, мышление имеет речевой характер и по существу является деятельностью со знаками. Философ уверен в том, что вся классическая философия по проблеме знаковости мышления только запутала то, что вполне ясно: “Из верного тезиса о том, что внешняя знаковая форма мысли, взятая сама по себе, вне связи с ее смыслом, мертва, не следует, будто для сообщения ей жизни к мертвым знакам должно просто добавить нечто нематериальное” (3, 204). В противовес этому утверждению Витгенштейн выдвигает иное положение: жизнь знаку дает его употребление. При этом “значение, которое присуще словам, не является продуктом нашего мышления” (3,117), значение знака есть его применение в соответствии с правилами данного языка и особенностями той или иной деятельности, ситуации, контекста. Поэтому одним из важнейших вопросов для Витгенштейна является соотношение грамматического строя языка, структуры мышления и структуры отображаемой ситуации. Предложение – модель действительности, копирующая ее структуру своей логико-синтаксической формой. Отсюда: в какой мере человек владеет языком, в такой степени он знает мир. Языковая единица представляет не некое лингвистическое значение, а понятие, поэтому Витгенштейн не разграничивает языковую картину мира и картину мира в целом.

Именно Л. Витгенштейну приписывают особую роль во введении термина “картина мира” как модели действительности в научный обиход, при этом важно, что Вингенштейн вполне осознавал метафоричность этого термина и подчеркивал его синонимичность психологическому понятию “образ мира”.

Основательный вклад в разграничение понятий картина мира и языковая картина мира внесен Э. Сепиром и Б. Уорфом, утверждавшими, что “представление о том, что человек ориентируется во внешнем мире, по существу, без помощи языка и что язык является всего лишь случайным средством решения специфических задач мышления и коммуникации, - это всего лишь иллюзия. В действительности “реальный мир” в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы” (11, 261). Употребляя сочетание “реальный мир”, Э. Сепир имеет в виду “промежуточный мир”, включающий язык со всеми его связями с мышлением, психикой, культурой, социальными и профессиональными феноменами. Именно поэтому Э. Сепир утверждает, что “современному лингвисту становится трудно ограничиваться лишь своим традиционным предметом…он не может не разделять взаимных интересов, которые связывают лингвистику с антропологией и историей культуры, с социологией, психологией, философией и – в более отдаленной перспективе – с физиологией и физикой” (11, 260-261). Акцентируя, что “язык обладает силой расчленять опыт на теоретически разъединяемые элементы и осуществлять постепенный переход потенциальных значений в реальные, что и позволяет человеческим существам переступать пределы непосредственного данного индивидуального опыта и приобщаться к более общепринятому пониманию окружающего мира” (11, 226), Э. Сепир противопоставляет “потенциальное” и “реальное” значения. Как видим, различные именования понятий модели мира не связаны с изменением взгляда на взаимоотношения мышления, действительности и языка, а определяются объемом понятия и детерминированным этим объемом соотношением картины мира и языковой картины мира. Представляется поэтому, что вполне справедлива такая позиция, которая сопрягает содержание языка и мышления в единой модели: “Язык изначально связан непосредственно с мышлением, и в гносеологическом плане действительно отношение не “язык - мышление – мир”, а “языкомышление – мир”. Правильно поэтому говорить также не о языковой картине мира, а о языкомыслительной картине мира, т.е. о концептуальной картине мира (9, 37).

Проблема “промежуточного мира” в современной отечественной науке трансформировалась в исследование категории “менталитет”. Важно, что многие исследователи настоятельно подчеркивают несовпадение понятий менталитет и общественное сознание, отмечая, что менталитет описывает именно специфику отражения внешнего мира, обусловливающую способы реагирования достаточно большой общности людей. (А.В. Петровский). Вместе с тем менталитет определяется и как совокупность воззрений, представлений, “чувствований” общности людей определенной эпохи, географической области и социальной среды, особый психологический уклад общества, влияющий на исторические и социальные процессы, что в принципе совпадает с дефиницией массового сознания. Последнее определение становится в отечественной науке все менее популярным еще и потому, что долгое время содержание категории “общественное сознание” было, собственно, приравнено к идеологии. Идеологизация же мышления человека воспринимается как “подмена формирования индивидуального сознания формированием коллективного бессознательного со всеми присущими последнему клише, стандартами, аксиомами, табу и т.п.” (7, 54). В. Гавел утверждал, что “идеология как иллюзорный способ обретения своего места в мире, дающая человеку видимость, будто он представляет собой самостоятельную, достойную и нравственную личность, предоставляя ему тем самым возможность не быть таковой, идеология как муляж неких “общественных” и не связанных с корыстными побуждениями ценностей, позволяющий человеку обманывать свою совесть, скрывать от других и от себя свое истинное положение и свой бесславный modus vivendi … это завеса, за которой человек может удобно скрыть свой распад…” (4, 106). (Отсюда, по М.К. Мамардашвили, возникает опасность антропологической катастрофы). По мнению В.П. Зинченко, сознание представителей нашего социума перестало быть культурно-историческим, потому что были разрушены связи между сознанием и деятельностью, сознанием и личностью. Оно если и сохранялось, то переставало быть участным в бытии , вырывалось из единого континуума бытия-сознания, превращалось в нечто иррациональное…” (7, 128). (Курсив мой. – В.П.).

Именно известная дискредитация категории “общественное сознание” приводит к тому, что чаще намечается психологическая трактовка понятия ментальности как “некоей характерной для конкретной культуры (субкультуры) специфики психической жизни представляющих данную культуру (субкультуру) людей, детерминированную экономическими и политическими условиями жизни в историческом аспекте” (6, 21). И тогда понятие менталитета практически синонимизируется с понятием национального характера. В итоге, желая быть последовательными, ученые приходят к необходимости выделения языковой ментальности, поскольку невозможно отрицать, с одной стороны, влияния языка на категоризацию действительности, а с другой – в языке невозможно обнаружить причины, которые побуждают людей придавать значимость одним аспектам явлений и игнорировать другие. Отсюда логически приходят к традиционному противопоставлению языковой картины мира и картины мира.

Между тем совершенно очевидно, что, развиваясь в социуме, индивид с необходимостью присваивает некоторую часть надындивидуального комплекса универсальных знаний. Тем самым он приобщается к миру представлений и понятий, существовавших до него. Одновременно в содержание мышления индивида входит и опытное, перцептивное знание. Кроме того, психическая деятельность индивида, безусловно, формируется под влиянием системы коллективных представлений о мире. Но этим далеко не исчерпывается характер деятельностей индивида. Структура любого знания сугубо индивидуальна. Для индивида существует лишь интериоризованное знание. Только в личном опыте присваивается знание социальное, существовавшее до индивида, но не для него.

В логико-лингвистических исследованиях картиной мира, вслед за В.И. Постоваловой, называют “исходный глобальный образ мира, лежащий в основе мировоззрения человека, репрезентирующий сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющийся результатом всей духовной активности человека” (10). Как представляется, в этом определении смешиваются реальный объект (“результат всей духовной активности человека”) и модель объекта (образ мира). Помимо картины мира вычленяется некое мировидение, для которого первая является лишь основой. Что есть мировидение и каковы основы его возникновения – не проясняется. Если речь идет о ментальной категории (а по определению именно так), то почему говорится о репрезентации, а не о презентации? Если картина мира вбирает в себя только сущностные черты действительности, то в какой модели представляется несущностное перцептивное и иное знание индивида о действительности? А между тем ясно, что модель, называемая картиной мира, - субъектно-объектная категория. Она не зеркально отображает характеристики объективной действительности, а с участием ассоциативно-апперцепционного содержания мышления, которое интериоризирует воспринимаемую индивидом действительность. В сущности, при анализируемом подходе к определению понятия картины мира мы не обнаружим ничего нового по сравнению с давно и широко известными дефинициями философов-материалистов.

Такое ощущение усиливается, если рассмотреть специфические, по мнению В.И. Постоваловой, характеристики картины мира: синтетическое единство субъективного и объективного начал, единство статики и динамики, стабильность и изменчивость. (К слову, неясно, чем отличаются последние две пары противопоставлений).

В.И. Постовалова выделяет и критерии оценки картины мира: ее адекватность действительному миру, оптимальность выбора ракурса для отображения человеческой жизнедеятельности, гармоническое равновесие между миром и человеком.

Выделенные критерии настолько очевидно не аргументированны, что серьезной критикой их заниматься не нужно. Достаточно спросить: а каковы критерии адекватности и каков механизм установления этой адекватности? И о какой гармонии идет речь: физической? духовной? Каковы критерии гармонизации, кроме известного субъективного психического ощущения?

О.Л.Каменская оперирует понятиями концептуальная картина мира и концептуальная система, под которыми понимается совокупность моделей, структурирующих знание о мире. Но помимо знаний, мышление индивида включает и мнение его о действительном и виртуальном мирах (8).

А.Г.Баранов говорит об индивидуальной когнитивной системе, которая состоит из двух ступеней: 1) фиксирование когнитивными моделями стереотипных ситуаций, отражающих субъективный опыт индивида, 2) введение новой информации, переработка, образование новых познавательных структур (оперативный уровень). То есть практически индивидуальная когнитивная система – это модель стереотипизации индивидом накопленного опыта, которая не может охватить всего опыта в целом. Такая модель связывается с операциональными структурами, ставшими автоматическими, не требующими включения в деятельностные отношения, отражающими стереотипные коммуникативные ситуации (1).Но к любой творческой деятельности, в том числе и вербальной, она не приложима.

Суммируя сказанное, можно считать, что под концептуальной картиной мира (картиной мира) в лингвистике понимают 1) совокупность знаний о мире, которая приобретается в деятельности человека, 2)способы и механизмы интерпретации новых знаний.

Думается, что точнее было бы говорить о картине мира как модели, отражающей эту совокупность знаний и механизмы их получения, интерпретации. Но и при таком уточнении не картина мира есть объект лингвистического исследования, а лишь та часть ее, которая представлена единицами языка – языковая картина мира, даже если речь идет о знании – опыте осознанном, и для его хранения существуют универсальные и индивидуальные способы и структуры. Кроме того, следует учесть, что не всякое знание вербализуется. Человек понимает не то, что позволяет ему язык, а вербализует субъективно актуальное для индивида в данной речевой ситуации содержание мышления. Видимо, в понятие языковой картины мира следует включать не только стереотипные способы языковой репрезентации мышления, а скорее, принципиальную возможность вербализации любого содержания мышления.

Представляется, что наиболее полным, отображающим существенные компоненты рассматриваемой категории, является определение концептуальной системы, данное Р.Й. Павиленисом: это “непрерывно конструируемая система информации (мнений и знаний), которой располагает индивид о действительном или возможном мире” (9, 280). В определении акцентируется отражаемый опыт индивида как на языковом, так и доязыковом уровнях, язык рассматривается при этом одновременно и как часть концептуальной системы индивида и как средство построения и символического представления концептуальной системы. Существенно и то, что концептуальная система образуется не только в результате воздействия так называемой объективной действительности. Она есть и результат рефлексии как процесса самостоятельной работы мышления над структурированием своего содержания, причем процесса континуального.

Что же есть осмысленность языковых выражений при таком понимании концептуальной системы? Это возможность построения структуры концептов в опорной концептуальной системе, это возможность интерпретации языкового выражения содержанием концептуальной системы воспринимающего.

Это понимание концептуальной системы, данное логиком Р.Й. Павиленисом, положено нами в основу психолингвистической дефиниции исследуемой категории. Мы вполне разделяем точку зрения о том, что сами по себе языковые выражения не имеют значения. Их содержание определяется только содержанием концептуальной системы. Наша вербальная способность базируется на способности восприятия объектов и состояний мира. Нет и не может быть проблемы понимания языка/речи вне проблемы понимания мира.

Содержание определенного речевого произведения для реципиента – это некая совокупность смыслов, актуализированных этим текстом в мышлении индивида . Следовательно, языковая единица, актуализируя все ментальное содержание, связанное с ней в опыте реципиента, позволяет реципиенту присваивать речевое произведение (понимать его). То есть языковой знак практически возбуждает в мышлении реципиента процесс смыслопорождения. (Попутно отметим, что такая позиция позволяет рассматривать открытость системы языка не столько как принципиальную возможность введения в язык новых субстанциональных элементов, сколько как возможность обозначать имеющимися элементами практически бесконечное число смыслов). Поэтому никакое вербальное произведение не исчерпывает соотносимого с ним смыслового содержания. С другой стороны, роль языка в процессах смыслопорождения выявляется, по крайней мере, трояко: язык – это средство кодирования смыслов телами знаков , с помощью манипулирования языковыми единицами осуществляется манипулирование смыслами , язык есть средство социальной коммуникации и рефлексии. Язык объективирует содержание концептуальных систем. Отсюда можно определить концептуальную систему (картину мира) как континуальную систему смыслов, структурирующуюся в деятельности индивида в результате присвоения им конвенционального опыта, перцептивных процессов и собственно рефлексии мышления Мы предпочитаем использовать термин концептуальная система, а не картина мира, поскольку первое одновременно дает представление и о единице этого образования – концепте (смысле), тем самым акцентируя одно из важнейших свойств анализируемой категории – континуальность, возникающую как следствие постоянного образования новых концептов не только за счет расширения/углубления опыта, но и за счет постоянного переструктурирования имеющегося содержания.

Приведенное выше определение концептуальной системы не исключает и наличия в своей структуре концептов национального характера, поскольку каждый этнос располагает своей системой предметных значений, социальных стереотипов, когнитивных схем. Мышление человека всегда этнически обусловлено. Поэтому понимание речевого произведения зависит не только от вербального, но и от исторического, социального, культурного и иных контекстов речевого произведения, которые в совокупности образуют культурологическую нишу.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Баранов А.Г. Функционально-прагматическая концепция текста. Ростов-на-Дону, 1993.

2. Вайсгербер Й.Л. Язык и философия.//Вопросы языкознания,1993. №2.

3. Вингенштейн Л. Философские работы:Ч.1. М.,1994.

4. Гавел В. Власть безвластных. // Даугава, 1990. № 7.

5. Гумбольдт В.фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984.

6. Дубов И.Г. Феномен менталитета: психологический анализ //Вопросы психологии. 1993. № 5.

7. Зинченко В.П. Проблемы психологии развития. (Читая О. Мандельштама) //Вопросы психологии.1992. № 3-4.

8. Каменская О.Л. Текст и коммуникация. М., 1990.

9. Павиленис Р.Й. Проблема смысла. Логико-функциональный анализ языка.М., 1983.

10. Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М.,1988.

11. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993.